Читать «Гибель гранулемы» онлайн - страница 3

— У меня, Павел Кузьмич, давно темечко-то окрепло. Ты не сомневайся. Идем домой.

У Павла не оказалось спичек, и он на обратном пути подошел к пастуху.

Старик суетливо достал из кармана коробок, чиркнул спичкой, протянул огонек Павлу и прикурил сам.

— Славная парочка, — качнул он головой и даже прищелкнул языком. — Куда уж красивше. Дай бог вам любовь да совет, милые.

— Спасибо, дедушка, — поблагодарила Алевтина. — Мы так просто… гуляли…

— А как же, я понимаю, понимаю… — закивал головой пастух. — Разве можно без этого?

На краю деревни, прощаясь и протягивая Павлу руку, Алевтина кинула хмуро:

— Ежели что — ты скажи. Я больно-то бегать не буду. Не рябая.

— Не сердись. Я же без зла.

— Я не сержусь, — сухо отозвалась Алевтина. — Кланяйся маме и бабушке.

Когда Павел вошел в избу, мать пристально поглядела на него, но ни о чем не спросила.

Абатурин неделю почти не выходил на улицу. Он перешил крышу новыми досками, чисто вымел двор, полдня провисел на стремянке в колодце, заменяя подгнившие бревна целыми. Потом выбелил стены и печь, вымыл пол, передвигаясь по-мужски, на четвереньках, и обдирая старые гражданские брюки о выщербленные доски.

— Казачье ли дело? — ворчала бабушка, с гордостью посматривая на тихого работящего внука. — Погулял бы маленько или гармонью побаловался.

Не переча, Павел достал из сундука отцовскую гармонь, сыграл песни, которые нравились маме и бабушке.

Приходили друзья детства и юности, стучали в окошко: «Выйди!».

Павел уходил с ними в степь или в клуб, но скоро возвращался.

Марфа Ефимовна посматривала на сына, переглядывалась с бабушкой, спрашивала:

— Или скушно тебе, сынок?

— Нет, мама, не скучно.

— Жить-то где будешь? Дома? Или в завод уйдешь?

— Я подумаю.

— Куда идти? Дом есть, мать, бабушка. Теперь люди из городов в деревни едут. А ты наш, деревенский. Оставайся.

— У меня профессия заводская, мама.

— Ну, как знаешь. Надоели мы тебе, старухи.

— Зачем так говорите? Я всякий месяц приезжать стану. Тут рукой подать. И деньги посылать буду. К чему мне лишние?

Мать долго гремела посудой у печи, сердито терла тарелки кухонным полотенцем, опрашивала, вроде, невзначай:

— С Алевтиной поссорился или что?

— Нет, не ссорился. Люди мы с ней несхожие, мама.

— Я лучше знаю, кто схожие, а кто нет. Кого ж тебе надо?

Павел молчал.

— Жена не пряник, а ржаной ломоть, — ворчала мать, глядя в сторону.

— Это как?

— А так. Сладости в ней особой нету, а прожить без нее нельзя.

— Мудрено говорите вы что-то.

— Экая верста выросла, а ума и вершка нету, — злилась мать. — Не век же тебе по девкам бегать? А постирать, обед сварить? Не сам ли у корыта станешь?

Павел краснел, говорил с досадой:

— Только для того и жена нужна?

— А то еще для чего? — хмурилась мать.

— А любовь, мама, вы ни во что разве ставите?

— Ну, это, сынок, ваш брат и без попа… — она осеклась и растерянно посмотрела на сына.

Павел хмурил разлатые брови, кусал пухлые губы, но молчал.

На десятый день, только-только загорланили первые петухи, он собрал в кучку книги, белье, старые доармейские конспекты. Белея от волнения, вышел на кухню к матери с чемоданом.