Читать «Крест и корона» онлайн - страница 26

— И вот эти четверо отправились в Кентербери и спрятали свои мечи под смоковницей, которая росла рядом с церковью. Потом вошли внутрь и попросили святого Фому следовать за ними, но тот отказался. Тогда они вышли, взяли свои мечи, вернулись в церковь и изрубили епископа на куски, осквернив священное место. Так он стал мучеником.

Меня пробрала дрожь, хотя в комнате было жарко от потрескивающего в камине огня.

Маргарет вложила медальон в мою ладонь.

— Я хочу, чтобы ты сохранила его, Джоанна.

— Но я не могу взять этот медальон, он слишком дорог для тебя.

Моя кузина помедлила, словно опасаясь облечь мысль в слова, а затем все-таки произнесла:

— Я хочу, чтобы он защищал тебя, когда ты станешь фрейлиной.

Я знала, как сильно ненавидит Маргарет короля, который погубил ее отца. Она ни разу не сопровождала свою старшую сестру Элизабет, когда та бывала при дворе.

— Я все время буду при королеве Екатерине, — напомнила я ей. — Моя мать полностью доверяет королеве. И мне абсолютно нечего бояться, пока я нахожусь у нее на службе.

— Да, Джоанна, королева — чистая и благородная женщина. Но ты все-таки возьми этот медальон.

Я посмотрела в глаза Маргарет, в которых отражались умирающие язычки пламени из камина, и мне стало не по себе.

Я надела медальон на шею.

— Хорошо, кузина, я буду всегда его носить. Надеюсь, теперь ты больше не станешь беспокоиться обо мне?

Маргарет обняла меня.

— Спасибо, — прошептала она, и я, потрясенная, почувствовала у себя на щеке ее холодные слезы.

6

Лондонский Тауэр, май 1537 года.

Я понимала: тут что-то не так, слишком уж широкой оказалась кровать.

Каждое утро перед рассветом помощник ризничего звонил в колокол, я садилась, осеняла себя крестным знамением, потом шарила по полу возле своего соломенного тюфяка. Он лежал на полу у стены послушнической спальни рядом с тюфяком сестры Винифред с одной стороны и сестры Кристины — с другой.

В непроглядной темноте спальни мы на ощупь находили свои сложенные хабиты — они лежали рядом с тюфяками, куда мы клали их несколькими часами ранее, — и быстро одевались. Через несколько минут желтоватый свет начинал пробиваться внутрь сквозь щель под дверью: двадцать четыре монахини Дартфорда с зажженными лампами проходили мимо нашей комнаты парами, направляясь на лауды. Мы дожидались, когда пройдет последняя пара, а потом занимали свои места в конце и по каменным ступеням спускались в церковь.

Но сегодня утром кровать была слишком мягкой и широкой — я поняла это, дотянувшись пальцами до ее края. И не только это показалось мне непривычным. Густой теплый свет щекотал мои веки. Нежели солнце уже встало? Нет, это невозможно: ни одна монахиня или послушница в Дартфорде не могла проспать лауды. Даже если у нас болел живот, если горло жгло огнем, если чресла изнывали от месячных, мы все равно шли по каменному коридору на первые молитвы. В противном случае нас ждало строжайшее наказание на капитуле.

Я хотела было подняться и узнать, что случилось, намереваясь загладить свою вину, но странная тяжесть прижимала меня к постели. Я не могла открыть глаза. Постель словно затягивала меня. Какая-то часть меня противилась этому, но другая — гораздо большая — желала подчиниться этой тягучей черной пустоте.