Читать «Новая земля (Новь)» онлайн - страница 130

На это Гольдевинъ отвѣчалъ такъ же рѣзко и безпощадно, что нѣтъ такого сословія во всей странѣ, въ которомъ было бы столько жалкой мелочной зависти и злобы противъ своихъ же, какъ именно въ кружкахъ писателей. Какъ противоположность онъ можетъ привести купеческое сословіе, — купцы, презираемые жалкими литераторами, лавочники, мелочные торговцы. Они помогаютъ въ случаѣ нужды, заступаются, ручаются другъ за друга и ставятъ на ноги споткнувшагося. — А что дѣлаютъ писатели? Они отъ всей души желаютъ гибели одному изъ своихъ собратьевъ, чтобы для нихъ самихъ стало просторнѣе. Хорошо занимать такое положеніе въ жизни, которое даетъ много горя, но вмѣстѣ съ тѣмъ даетъ и радости и развиваетъ способность сочувствія. Это имѣетъ большое значеніе. Это даетъ людямъ трезвый взглядъ на все и не дѣлаетъ ихъ мелочными… Мы заняты только нашими писателями, обсуждаемъ ихъ послѣднюю болѣе или менѣе хорошую книгу, а между тѣмъ купцы вполнѣ достойны нашего уваженія. На какую высоту поставили насъ эти люди! Торговая нація, народъ, занимающійся вывозомъ среди безплодной страны! Онъ читалъ, что даже въ Парижѣ на лавкахъ еще пишется: "Здѣсь есть телефонъ". У насъ же это больше не нужно. Здѣсь само собой подразумѣвается, что каждый магазинъ долженъ имѣть телефонъ. Но всегда, всегда цѣнятъ только писателей. Почему? Писатель можетъ имѣть самымъ честнымъ образомъ тысячъ двадцать долгу. И что же дальше? Онъ не можетъ заплатить, вотъ и все. Что было бы, если бъ такъ велъ себя какой-нибудь купецъ; втерся бы и пользовался бы всякими обманами, чтобъ не платить за вино и за платье. Его просто-на-просто обвинили бы въ мошенничествѣ и объявили бы его банкротомъ. Но писатели, художники, наши вожаки, которые подъ крики націи высятся какъ Альпы надъ всѣми остальными смертными, кто виноватъ въ томъ, что имъ приходится такъ плохо? Люди лишь втихомолку говорятъ объ обманѣ и смѣются надъ этимъ: онъ чертовски хитеръ, у него цѣлыхъ двадцать тысячъ долгу…

Мильде сердито поставилъ свой стаканъ на столъ и сказалъ:

"Да, милый человѣкъ, но теперь мнѣ кажется, что этого довольно".

Художникъ, оказывается, вдругъ потерялъ терпѣніе. Пока онъ сидѣлъ здѣсь одинъ съ адвокатомъ и съ актеромъ, онъ ни словомъ не протестовалъ, онъ даже радовался желчнымъ рѣчамъ жалкаго учителя; но какъ только появился одинъ изъ писателей, онъ сдѣлался сердитымъ и ударялъ кулакомъ объ столъ. Такова уже была привычка у Мильде защищаться, прячась за спиной другихъ.

Гольдевинъ посмотрѣлъ на него

"Вы такъ думаете?" спросилъ онъ.

"Да, я такъ думаю".

Гольдевинъ, очевидно, говорилъ не безъ умысла, съ расчетомъ направляя свои слова по извѣстному адресу, это всѣ понимали. Иргенсъ порой кусалъ усы.

Но теперь и Норемъ насторожился, онъ замѣтилъ, что передъ его усталыми глазами что-то происходитъ, и онъ началъ тоже вмѣшиваться и поносить торговую мораль, — это самая безчестная мораль на свѣтѣ, да, надувательство, жидовство, чистѣйшее жидовство! Развѣ это правильно братъ проценты? Нѣтъ, пусть никто не говоритъ ему этихъ глупостей, а то онъ отвѣтитъ какъ слѣдуетъ. Купеческая мораль, — самая безчестная мораль на свѣтѣ…