Читать «Ламетри» онлайн - страница 48

К изложенной выше односторонней, рассудочной трактовке проблемы «необходимость — свобода» приходили все, кто противопоставлял средневековому образу мышления, для которого мир был полон чудес, детерминизм научного мировоззрения; мы находим эту точку зрения и у деиста Вольтера, писавшего, что поведение человека так же предопределено, как движение бильярдного шара, и у атеиста Дюмарсэ, писавшего: «Философ — это такая же человеческая машина, как всякий другой человек; но это машина, которая на основе своего устройства размышляет о своих действиях. Другие люди не ощущают и не познают причин, заставляющих их двигаться, и даже не подозревают, что таковые существуют» (17, 427).

Мысль о том, что человек — механизм, который, правда, способен ощущать и мыслить, но чьи движения однозначно запрограммированы подобно движениям любого построенного людьми механизма, Ламетри сумел выразить острее и ярче, чем кто-либо до него, и его имя надолго оказалось связанным с этим представлением. Свой второй философский труд он называет «Человек-машина» и настойчиво повторяет, что человек — самозаводящаяся (при помощи питания), просвещенная машина и т. д. Человека он сравнивает с часами или с клавесином. Устройство часов и их завод всецело детерминируют их движения; звучание струн клавесина полностью предопределено его устройством и ударами, наносимыми по клавишам. Двадцать с лишним лет спустя Дидро писал: «Мы — инструменты, одаренные способностью ощущать и памятью. Наши чувства — клавиши, по которым ударяет окружающая нас природа и которые часто сами по себе ударяют; вот, по моему мнению, все, что происходит в фортепьяно, организованном подобно вам и мне» (16, 149). Трудно отделаться от впечатления, что эти строки (которые В. И. Ленин приводил как яркий образец материалистического понимания ощущений) навеяны чтением книг Ламетри, хотя сам Дидро, по-видимому, этого не сознавал.

После изготовления Вокансоном «утки» и «флейтиста» нельзя считать невозможным создание говорящей машины, полагает Ламетри, поднимая таким образом вопрос о создании устройства, моделирующего человеческую речь.

Означает ли это, что Ламетри придерживался крайнего механицизма, что «у Ламетри… в его произведении „L’Homme machine“…всякая мысль, всякое представление имеют смысл только в том случае, если их понимать как материальные…» (12, 397)?

Абсолютизация одной стороны отношения субъект — объект при игнорировании другой его стороны; созерцательная трактовка человека как «раба обстоятельств», всегда пребывающего в страдательном залоге; односторонняя абсолютизация необходимости и свободы, рационализма и сенсуализма, естественного и общественного в человеке; рассмотрение этих противоположностей только как исключающих друг друга; взгляд, в переходе от неживого к живому, от животных к человеку односторонне абсолютирующий непрерывность, не замечающий перерыва постепенности, скачка, — все это характеризует мировоззрение Ламетри как в целом метафизическое (что было неизбежно в XVIII в.), хотя оно и содержало ряд глубоких диалектических идей. Но дает ли метафизический в общем характер воззрений этого философа основание приписать ему доведенный до крайности механицизм и даже вульгарный материализм?