Читать «И была любовь в гетто» онлайн - страница 44

Наш взвод стоял в последнем домике по Потоцкой. Вдалеке виднелось Пожарное училище, куда перебрались монахини из монастыря Воскресения Господня на углу Красинского и Столечной. Мы в нашем домике сменялись каждые двенадцать часов. Жильцов там, видимо, давно уже не было, и кто до нас занимал этот домик, неизвестно. Жуткая грязь, вонь и убожество. На нас немедленно набросились самые гнусные из паразитов — все возможные разновидности вшей. К себе в четвертый квартал мы возвращались, чтобы отоспаться. Днем приходила хозяйка квартиры, в которой мы расположились, пани Свенчицкая с двумя маленькими детьми. Она ставила на стол таз с ужасно горячей водой и приказывала мне какое-то время держать в нем голову. Когда я вытаскивал голову из воды, все вши плавали на поверхности; после этой процедуры пани Свенчицкая разрешала мне таскать детей на закорках. Для спанья в нашем распоряжении были пол и топчан, с которого хозяйка предусмотрительно сняла матрас. Уходила она, когда смеркалось.

Однажды к нам пришла Тося. Откуда-то она узнала, где мы, и с нами осталась. В нашей группе было человек пятнадцать. Видимо, постепенно разнеслась весть о еврейских повстанцах — к нам стали присоединяться евреи из ближайших окрестностей, среди них были муж и жена Киршенбаумы. Все разместились на первом и втором этаже.

И тут у меня был маленький — девятилетний — связной, которого мы тоже прозвали Воробей. Он все время старался держаться рядом. Ходил со мной на пост в полицейские домики. По улице Сузина мы доходили до улицы Словацкого, переходили ее и дальше шли по неглубокой траншее вдоль Креховецкой, круто спускающейся вниз через площадь Лелевеля. Это был самый опасный участок пути, потому что траншея заканчивалась слишком рано. Нужно было, выйдя из нее, перебежать в подвал единственного дома на левой стороне. Именно это место беспрерывно обстреливали немцы. Тут я применял свой испытанный способ. Взяв Воробья на руки, выжидал подходящий момент и, когда, по моему мнению, бдительность немцев ослабевала, перебрасывал мальчугана в подвал.

Немцы, должно быть, это видели, потому что пальба сразу же усиливалась, но они всегда опаздывали. Мне этот номер удавался. И другим тоже, пока не подстрелили капитана Испанца, человека, который не кланялся пулям. Днем вытащить его не было никакой возможности. Он потерял сознание. Только ночью Испанца удалось перенести в госпиталь на Креховецкой, расположившийся в подвале того самого дома, перед которым заканчивалась траншея. Там работал хирург, доктор Хмелевский. В его распоряжении был котелок с грязной водой, тряпка, обыкновенная иголка и нитки. Он промыл Испанцу забитую песком почку, зашил через край кожу и так его оставил. Кажется, той же ночью Испанец умер.

В четвертом квартале квартировал штаб АЛ. Секретарем у них — в звании сержанта — была Божена Пухальская. Ей тогда было, наверно, лет шестнадцать — красивая девушка, с неизменной ослепительной улыбкой. В ее руках были все документы и печати. Поддельные и настоящие. Бланки кенкарт, пропусков, разрешений и еще всякие важные и полезные бумаги. Божена подчинялась Клишко. А Клишко считал, что этих документов слишком мало, и запретил выдавать фальшивые кенкарты евреям. Но хранились-то они у Божены, а она, на наше счастье, с его распоряжениями не считалась. Выписывала и ставила печати не только на кенкарты, но и на пропуска и другие документы. Вела себя как настоящий самостоятельный властелин бумаг. А поскольку у нее была чудесная улыбка, все были в нее влюблены.