Читать «Собрание сочинений. Т.2. Марсельские тайны. Мадлена Фера» онлайн - страница 316

Гийом продолжал весело расхаживать взад и вперед. Однако в конце концов он обратил внимание на бледность Мадлены.

— Что с тобой?

Он подошел к ней.

— Не знаю, — пробормотала Мадлена, — мне было не по себе весь вечер.

Потом, сделав усилие, она приподнялась и призвала на помощь весь остаток энергии, чтобы спастись бегством и оттянуть ужасное объяснение.

— Я пойду к себе, — сказала она уже более твердым голосом. — Твой друг надолго задержит нас разговорами, а мне, право, необходим сон. У меня голова разламывается… Ты мне представишь его завтра.

Гийом, который, как праздника, ждал минуты, когда он лицом к лицу сведет этих двух единственных любимых им людей, был раздосадован внезапной болезнью жены. От самого Манта он нещадно погонял лошадь, бедное животное даже вывихнуло ногу, скользнув копытом в колею. Он, как дитя, горел нетерпением скорей очутиться в Нуароде; ему хотелось бы уже сейчас отворить дверь столовой, и в радостном умилении он воображал трогательную сцену, которая там произойдет. На секунду ему даже пришла ребяческая фантазия разыграть маленькую комедию: он представит Жака как постороннего, а потом насладится удивлением Мадлены, когда она узнает имя незнакомца. Ибо он действительно обезумел от радости; отныне его сердце будет полно — полно любовью и дружбой, которые превратят его жизнь в нескончаемое счастье. Он видел себя соединяющим руки Мадлены и Жака и слышал, как говорит им: «Вот брат твой, вот твоя сестра; любите друг друга, будем все трое любить друг друга до последнего вздоха». Его нервически нежную душу тешили такие мечты.

Он стал настойчиво удерживать жену. Ему было трудно отложить на завтра сердечную радость, которую он сулил себе с самого Манта. Но Мадлена выглядела такой больной, что он позволил ей удалиться. Она уже направилась к двери, выходившей в вестибюль, как вдруг услышала шаги. Она испуганно отпрянула, точно спасаясь от внезапного нападения, и поспешно скрылась в гостиной. Едва успела она притворить дверь, как Жак вошел.

— У тебя очень небрежно ухаживают за лошадьми, — сказал он Гийому. — Я отчасти ветеринар, и, на мой взгляд, животное погибло.

Он сказал это просто, чтобы сказать что-нибудь, а сам смотрел по сторонам, с любопытством оглядывая комнату. Относясь к любви довольно цинично, он был сильно заинтригован тем, какая такая женщина могла решиться соединить свою судьбу с его другом, с этим нежным и слабым сердцем, чьи любовные восторги некогда так смешили его. Гийом понял его немой вопрос.

— Моя жена нездорова, — сказал он, — ты увидишь ее завтра.

Потом обернулся к Женевьеве, которая еще не вышла из столовой.

— Скорей вели приготовить голубую комнату. Жак, наверно, устал с дороги, — добавил он.

От протестантки не укрылось мучительное волнение Мадлены. Одно только жгучее любопытство и удерживало ее до сих пор в комнате. Ее инквизиторский ум давно уже выслеживал признаки греха в молодой женщине. Это красивое и здоровое создание с рыжими волосами и красными губами источало, как ей казалось, дьявольский дух плоти. Несмотря на отвращение людей ее исповедания ко всяким рисункам, фанатичка хранила в своей комнате гравюру, изображавшую искушение св. Антония: представленная на ней свистопляска демонов чем-то была приятна ее одержимой мрачными фантазиями натуре. Суетливые чертенята, ужасными гримасами дразнившие несчастного святого, врата ада, разверзавшиеся, чтобы за малейшую оплошность поглотить добродетель, — все это вполне соответствовало ее религиозным верованиям. В одном углу гравюры было нарисовано несколько женщин, похотливо выставлявших напоказ целомудренному отшельнику свои голые груди, и по игре случая одна из этих женщин имела отдаленное сходство с Мадленой. Это сходство особенно сильно поражало горячее воображение Женевьевы; она приходила в ужас, убеждаясь, что у молодой супруги Гийома такая же развратная улыбка и такая же вызывающе пышная прическа, что и у той куртизанки, этого воплощенного исчадия преисподней. Часто в мыслях, с экзальтацией заклинательницы дьявола, она даже применяла к ней латинский эпитет Labrica , поставленный на полях гравюры, под изображением дьяволицы. Все нижнее поле этой грубо отпечатанной картинки было исписано символическими именами, олицетворявшими в каждом демоне какой-нибудь порок. Когда при вести о воскресении Жака из мертвых лицо Мадлены внезапно дрогнуло, Женевьева была уверена, что это бес, которым она одержима, заставляет ее против воли делать страдальческие гримасы. Наконец ей стало казаться, что под этой перламутровой кожей, в этой несущей погибель плоти она угадывает присутствие некоей гнусной твари, и она не слишком удивилась бы, если б на ее глазах роскошное, изнеженное тело молодой женщины вдруг приняло очертания чудовищной жабы. Хотя она и не поняла драмы, раздиравшей несчастную, но почуяла, что ее душит грех. И потому Женевьева дала себе слово следить за ней, чтобы лишить ее возможности причинить вред, когда та попытается вернуть в Нуарод сатану, некогда вылетевшего отсюда через трубу лаборатории вместе с душой г-на де Виарга.