Читать «Голодомор: скрытый Холокост» онлайн - страница 154

Однажды ночью, с куском хлеба в заплечном мешке и пятью карбованцами в кармане, одетый в заплатанные брюки и не по размерам большую рубаху, босой, я тайком выбрался из села и направился в районный центр. Я слышал, что там открыли подготовительные курсы для тех, кто имел аттестат и хотел поступить в институт. Удача не покинула меня, и с помощью хороших людей я был зачислен на эти курсы. По окончании курсов я поступил в педагогический институт. Четыре года спустя, я получил диплом учителя средней школы. Когда началась Вторая Мировая война, я стал солдатом. Я попал в плен к немцам и оказался в СТАЛАГЕ № 3 в Германии.

После окончания войны, зная, что Советский Союз считает всех русских военнопленных предателями родины и поэтому дома их ждёт расстрел, я решил остаться в Западной Германии как перемещённое лицо. Позже мне удалось перебраться в Америку.

Мои мама и брат, которые страдали вместе со мной и делились последним кусочком хлеба, и кому я обязан своей жизнью, остались в селе. У них не было выбора, как продолжать работать в колхозе. Вторая Мировая война развела нас, и что стало с ними после, я не знаю.

Из предисловия к англоязычному изданию

Miron Dolot (nom-de-plume), a Famine survivor who immigrated to the United States after World War II, began this book in 1953, and completed it in 1983. He describes the destruction of his village between the years 1929–1933, and states that he wrote only about what he saw and experienced personally. His Introduction provides a historical background from 1921. He notes the condition and population of farm and wild animals in the Famine areas. In 1928, there were 32 million horses in Ukraine, in 1934, that number decreased to 15.5 million. These horses died because their value as laboring animals lessened by the introduction of mechanical tractors. Since these animals no longer provided ‘good communist labor,’ they were not fed or cared for properly. Like those humans who were too old, young, or infirm to work, farm animals, likewise, were considered “useless eaters.” Horses were taken from their private owners for use at the collective farms, but this often was done before any plans or preparations for their care, feeding, or shelter had been made (91).