Читать «Республика словесности: Франция в мировой интеллектуальной культуре» онлайн - страница 11

Согласно имеющимся статистическим данным (American Council on the Teaching of Foreign Languages, ноябрь 1996), число учеников государственных школ, выбравших испанский язык, составило в 1994 году 64,8 % от общего числа изучающих иностранный язык (против 63,8 % в 1990 году), французский — 22,9 % (против 26,9 %), немецкий 7,2 % (против 6,7 %), японский 0,6 % (против 0,8 %). Уменьшение доли французского среди прочих иностранных языков вполне ощутимо — 3,7 %. А в высшем образовании цифры еще тревожнее: французский был выбран 27,4 % студентов в 1986 году, 23 % в 1990 году, 18 % в 1995-м (снижение на 25 % в период 1990–1995 годов), в то время как число студентов, изучающих испанский язык, постоянно возрастает: 53,2 % от общего числа студентов. Интерес к немецкому языку также падает: 12 % в 1990 году против 8,4 % в 1995-м (спад более чем на 28 %, несмотря на небольшой подъем в 1989-м). То же самое и с русским: 3,4 % в 1990 году против 2,2 % в 1995-м (спад после окончания «холодной войны» более чем на 45 % по общему числу студентов). В то время как доля студентов, выбирающих японский, возрастает (соответственно 2,3 % и 3,9 %). Несмотря на то что французский язык остается первым среди вторых иностранных языков (поскольку испанский следует считать вторым первым языком Соединенных Штатов), в некоторых штатах, где изучение языка является обязательным, преподаватели французского вынуждены переквалифицироваться на испанский.

* * *

Итак, теперь французский уже не тот, что был раньше. Он стал более заурядным, утратил былой престиж, похоже, что нет больше никакой французской исключительности. Или же все-таки есть? Но уже не позитивного, а негативного плана. Ибо как раз то, что некогда определяло французскую исключительность, а именно универсализм, на который притязал французский язык, а через него и вся французская культура, явно проигрывает тому культурному релятивизму, который распространяется не только в США, но и по всему миру. То есть очень может быть, что к концу XX века французский язык не просто становится чем-то заурядным, нейтральным — просто иностранным языком, как и все прочие, — но и впадает в особую немилость, которая в чем-то сродни его былой исключительности и которая явно не в состоянии стать основой культивирования некоего позитивного отличия. Хотя весьма возможно, что я сам попадаю во власть иллюзии, желая видеть во французском языке нечто исключительное, пусть даже на сей раз речь идет о той исключительной немилости, которой повсеместно пользуется в наше время французский язык. В интервью, опубликованном в газете «Монд», Эдуар Балладюр говорил, что французам пора отказаться от мысли, что они могут учить весь мир. Мы же ограничимся констатацией нынешней заурядности французского языка и не будем поддаваться упадническим настроениям, что опять-таки вернуло бы ему ауру исключительности. Признаем, что французский не обладает больше былым престижем, но признаем также, что этот престиж был в общем, как и любая другая привилегия, чем-то ненормальным, из ряда вон выходящим и тем самым был обречен рано или поздно исчезнуть. Иными словами, мы вернулись к нормальной ситуации, или, точнее, мы впервые оказались в нормальной ситуации, когда французский язык не имеет особых привилегий, но вместе с тем и не страдает фатальным отставанием от других языков. Нам остается рассмотреть здесь, какие последствия может иметь это изменение статуса французского языка в организации его преподавания за пределами Франции.