Читать «Язык вещей» онлайн - страница 47

Наш мир состоит из неисчислимого множества таких групп «посвященных». Одна из них, в частности, объединяет людей, настолько помешавшихся на солнцезащитных очках, что это напоминает форму высокофункционального аутизма. По их мнению, вы обязаны знать, что их сделанные на заказ оправы изготовлены в той же итальянской мастерской, что и очки, которые носил Стив Маккуин в своих фильмах, – только тогда они будут готовы воспринимать вас всерьез. Сноубордисты и серферы, мотоциклисты и музыкальные фанаты, охотники и рыболовы – у каждой из этих групп есть собственная субкультура, выраженная в определенных предметах и связанных с ними знаниях. Таковы же и современные поклонники чиппендейловской мебели, наверняка знающие о ней намного больше, чем в свое время Дамфрис.

В своих работах Чиппендейл воплощал идею аристократической сдержанности. Он отдавал предпочтение не чрезмерно пышной отделке, а безупречным пропорциям. Впрочем, и он использовал ценные породы древесины, которые доставляли в его мастерскую со всех концов света. Так, книжный шкаф с выступающей центральной частью и выдвигающимся письменным столиком, который он сделал для Дамфрис Хауса, изготовлен из трех пород дерева: палисандра, падука и сабику. Мало кто мог бы распознать эти экзотические сорта, но, с другой стороны, у подавляющего большинства шотландцев в XVIII веке не было возможности хоть одним глазком взглянуть на мебель в доме Дамфриса. С другой стороны, те, кого граф приглашал в свою усадьбу, наверняка могли понять, что декоративная сдержанность его мебели – это осознанный эстетический выбор, отражающий уверенность в себе, а не недостаток средств. Созданию этого ощущения способствовал и весь дом в целом.

Источники, из которых черпал вдохновение Чиппендейл, были не менее экзотическими, чем леса, откуда ему поставлялась древесина. В частности, для Дамфрис Хауса он придумал два зеркала в китайском стиле – с пагодообразными навершиями и фигурами усатых азиатов по бокам. Китайский стиль, которому Чиппендейл отдал дань на первом этапе своего творчества, отражал увлечение европейцев экзотикой Востока. Он также давал понять, что граф Дамфрис не остается в стороне от современных веяний и следит за модой.

Фетишизация вещей, их происхождения и связанных с ними ассоциаций, примером которой могут служить солнечные очки «а-ля Стив Маккуин», становится отправной точкой порнографического сладострастия коллекционерства

Кровать красного дерева в стиле рококо с орнаментом в виде пальмовых листьев, предназначенная для «синей» спальни Дамфрис Хауса, была снабжена балдахином с голубыми и золотыми фестонами. И сегодня, 250 лет спустя, и кровать, и фестоны сохранились в первозданном виде. Такая долговечность недвусмысленно говорит об уверенности в себе: семья Дамфрисов живет по собственным канонам вкуса и неподвластна влиянию моды. В 1759 году Чиппендейл получил за эту кровать 90 фунтов и 11 шиллингов – сумму более чем достаточную, чтобы построить целый дом для одного из рабочих графа. Книжный шкаф, обошедшийся Дамфрису значительно дешевле, чем кровать, в 2007 году был выставлен на аукцион, и его стартовая цена составила 4 млн фунтов.

Веблен отмечал: «Утилитарность предметов, ценимых за их красоту, находится в тесной зависимости от дорогостоимости этих предметов. Эту зависимость выявит простой пример. Серебряная ложка ручной работы продажной стоимостью в какие-нибудь десять – двадцать долларов обычно не более полезна – в первом значении этого слова, – чем ложка из того же материала, изготовления машинным способом. Она не может быть надежнее в использовании, чем ложка машинного изготовления даже из такого „неблагородного“ металла, как алюминий, стоимость которой может быть не выше каких-нибудь десяти – двадцати центов. <…> если же пристальный осмотр покажет, что ложка ручной работы в действительности является лишь очень хитрой подделкой под изделие ручной работы, но подделкой, сработанной так искусно, что при всяком осмотре, кроме самого тщательного, профессионального, производит такое же впечатление формой и фактурой, тогда полезность предмета, включая сюда удовлетворение, получаемое потребителем при созерцании его как произведения искусства, немедленно снизится процентов на восемьдесят – девяносто, а то и более. <…> Как правило, большая удовлетворенность от употребления и созерцания дорогих и, казалось бы, красивых предметов в значительной мере объясняется удовлетворением нашего вкуса к дорогостоимости, которая скрывается под маской красоты. Мы гораздо чаще высоко ценим те или иные вещи за их престижный характер, чем просто за красоту. В наших канонах вкуса требование демонстративной расточительности обычно не присутствует на сознательном уровне, но тем не менее оно присутствует – как господствующая норма, отбором формирующая и поддерживающая наше представление о красоте и позволяющая нам различать, что может быть официально одобрено как красивое и что не может».

Если взять за основу концепцию Веблена, то мебель Дамфриса через две с половиной сотни лет после изготовления символизирует еще больший масштаб «демонстративного потребления».

Впрочем, в качестве «приза» можно рассматривать не только эту мебель, но и весь особняк. Он сохранился в более или менее первоначальном виде только потому, что никогда не был главной семейной резиденцией. Граф Уильям умер бездетным, и поместье перешло к другой ветви семьи – Бьютам, имевшим собственный дом в Маунт-Стюарте. Бьюты сколотили состояние на валлийском угле, но, поскольку мрачная тень Промышленной революции протянулась буквально до ворот Дамфрис Хауса, расположенного в самой середине загрязненного района Эйрширских шахт (всего в нескольких милях от него находится место рождения основателя Лейбористской партии Кейра Харди), они не стали жить в этом доме. Именно благодаря заброшенности особняк дожил до наших дней без особых переделок.

Мебель Чиппендейла была призвана оживить парадные комнаты дома, и поэтому, когда двести пятьдесят лет спустя седьмой маркиз Бьют решил избавиться от доставшейся ему по наследству усадьбы вместе с землей и обстановкой, в стране поднялась волна возмущения: нельзя распродавать этот шедевр по частям! Словно демонстрируя необычайную привлекательность движимого имущества по сравнению с не столь «компактными» произведениями архитектуры и искусства, риэлторская фирма, занявшаяся продажей Дамфрис Хауса, установила стартовую цену 6,75 млн фунтов – за дом и участок земли в 2000 акров и 14 млн – за мебель, выставленную на аукцион. Проблема была в конце концов решена: принц Чарльз одолжил Национальному попечительскому совету Шотландии деньги на покупку дома со всем его содержимым.

Тот факт, что принц проявил личную заинтересованность в вопросе о Дамфрис Хаусе, свидетельствует, насколько изменился статус чиппендейловского кресла в 2007 году по сравнению с теми временами, когда оно представляло собой новомодное изделие. Сегодня работы Чиппендейла ассоциируются не с роскошью, а с традициями. Словно подчеркивая эти колебания вкусов, нынешний маркиз Бьют предпочитает нанимать для своей текстильной фабрики специалистов по современному дизайну вроде Джаспера Моррисона. А его отец схлестнулся с принцем Уэльским, пожелав построить новое здание для шотландского Национального музея в Эдинбурге в современном стиле. Когда руководство музея не позволило принцу наложить вето на выбор архитектора, он вышел из состава комитета по сбору средств на новое здание.

Сегодня самый интригующий вопрос, связанный с Дамфрис Хаусом, заключается в следующем: почему между архитектурой и мебелью существует столь прочная, пусть и эмоциональная связь? Да, «оболочка» и «содержимое» в данном случае задумывались как единое целое. Историк архитектуры Марк Жируар показал: жизнь в сельском поместье XVIII века представляла собой сложный набор ритуалов. Архитектура дома была сценой, мебель – декорациями, и диалог между ними служил фоном отнюдь не только для частной жизни семьи. Такой вывод можно сделать, руководствуясь знаниями о том, как предшествующие культуры представляли себе роскошь и ее использование. Во времена Чиппендейла мебель не была архитектурным элементом в интерьере. Ее не «приковывали» к месту, а переставляли так, чтобы было удобнее. Однако сегодня вся важность Дамфрис Хауса состоит в том, что дом и обстановка содержатся вместе. Отчасти это связано с тем, что сочетание двух элементов подчеркивает аутентичность каждого из них. Но здесь можно также увидеть и попытку продемонстрировать, что подлинным гением, благодаря которому возник этот ансамбль, был Дамфрис, а не Чиппендейл или Адамы.

Есть люди, которые собирают коллекции предметов, имеющих подлинную ценность для них самих. Так, письменный стол Зигмунда Фрейда был заставлен свидетельствами его многолетней страсти к приобретению классических скульптур. Когда Фрейду пришлось бежать из Вены, оказавшейся под властью нацистов, он взял коллекцию с собой в Англию и перед отъездом даже позаботился о том, чтобы ее сфотографировали в том виде, в каком она располагалась в его доме. Эти снимки говорят о том, что обломки совершенных творений античности были для мыслителя метафорой его собственных попыток понять психологические отклонения с помощью изучения прошлого пациентов.

Другие коллекционеры такого интереса не вызывают. Арманд Хаммер, известный своими обширными политическими связями, был настолько тщеславен, что назвал манускрипт Леонардо «хаммеровским кодексом» просто потому, что тот недолгое время находился в его владении.

Дамфрис был не только военным (он состоял в штабе короля Георга II во время сражения при Деттингене), но и ученым, астрономом и вообще человеком разносторонне одаренным. Его имущество можно расценивать как свидетельство о его достижениях. Но Дамфрис – не Фрейд. Настоящей точкой отсчета в его случае следует считать работу Чиппендейла, а не заказ на нее.