Читать «Крещение Киевской Руси» онлайн - страница 140

Другой сюжет также имеет некоторое отношение к Поморью. Речь идет о сообщении Титмара Мерзебургского, по которому Святополк вместе с колобжегским епископом Рейнберном готовил втайне восстание против отца. Владимир захватил сына, его жену (дочь Болеслава) и епископа. Последний в заключении скончался, и Болеслав стремился отомстить свату. Под 1013 годом у Титмара сообщается о походе Болеслава на Русь, окончившемся, однако, неудачей. Подробностей распрей Титмар тоже не сообщает. Неясно, примирился Владимир со Святополком или нет. Вполне вероятно, что примирился, по крайней мере, внешне. Ведь Владимиру предстоял поход на Ярослава, который отказался выплачивать дань Киеву, фактически подняв оружие на отца. Да и известно, что ко времени кончины киевского князя Святополк был на свободе, причем находился не у себя в Турове, а либо в Киеве, либо в Вышгороде, являвшемся резиденцией киевских князей.

Означало ли «дело» Святополка уклон в католичество? Как было показано ранее, традиция христианства, исповедуемая клиром Десятинной церкви, имела многие западные черты. Однако эти черты не вели в Рим. Скорее даже наоборот: чем далее, тем более вскрывалась несовместимость русского христианства с католичеством при относительной взаимной терпимости с восточным его пониманием.

В 1006 году, то есть как раз в рассматриваемое время, папский двор, наконец, решился окончательно включить в Символ веры добавление «филиокве», и это решение сразу же встретило осуждение на Востоке. Тем более добавление не могло быть принято на Руси. Рейнберн, конечно, так или иначе ратовал за интересы Рима. Но нам неизвестно, как он сам относился к богословским спорам, которые шли не только между Востоком и Западом, но и внутри Западной церкви. Ирландская церковь никогда не принимала добавления «филиокве». И хотя положение ее теперь пошатнулось, она еще сохраняла влияние в некоторых областях, в частности, как раз у варягов, на балтийском Поморье. Значительным оставалось влияние кирилло-мефодиевской традиции, распространявшееся и на территорию Польши. В Польше местами сохранялось богослужение на славянском языке, и сам Болеслав выпускал монеты с кириллическими надписями.

Титмар Мерзебургский с большой неприязнью говорил и о Владимире, и о Болеславе. Напротив, Рейнберна он ценит высоко и расценивает кончину его в темнице как христианский подвиг. Но никаких догматических вопросов при этом немецкий анналист не затрагивает. Похоже, что Рейнберн упрекал Владимира примерно в том же, в чем некогда Мефодий упрекал Святополка Моравского: в неправедной жизни, в чрезмерном любострастии, может быть, как раз в том разгуле, который с таким восторгом описал один из ранних летописцев. И очевидно, что именно эти упреки могли вызвать гнев всесильного князя. В собственно догматических вопросах он вряд ли разбирался, да и интересовать его могли не символы веры, а формы церковной организации. А этот вопрос он решал так, как ему было удобно, как это делал Карл Великий, как это практиковали и германские императоры X века. В обычных для памятников XI века сравнениях Владимира с Константином Великим просматриваются не только заслуги в деле христианизации, но и неограниченные возможности князя в решении организационных проблем.