Читать «Александр Гитович» онлайн - страница 63

Каждый раз, когда мы встречались в Москве, Светлов в свою очередь неизменно спрашивал о Гитовиче. Однажды, отвечая на вопрос Михаила Аркадьевича о том, что поделывает Гитович, я сказал односложно «переводит», но сказал это так, что можно было понять «переводит» как «бездельничает».

— Попомни мое слово, старик. Саня всех нас обманет. Он — почти по Маяковскому: бороду пощиплет, попишет стихи. Накопит столько, что у всех у нас глаза от зависти выцветут.

Когда я передал этот разговор Гитовичу, он хитро улыбнулся.

На клочке бумаги Гитович записал:

«О М. А. Светлове нельзя говорить: исключительно одаренный, необычайно талантливый и т. д. Так можно было бы сказать о некоторых других советских поэтах. Если угодно знать мое мнение: Светлов есть уникальное явление в нашей поэзии, и этой уникальности стоит позавидовать.

М. А. Светлов никогда не являлся профессиональным поэтом в том смысле и значении, как это сформулировал бы Пушкин. Даже лучшие стихи Светлова иногда просто поразительны по несовершенству отдельных строк. И тем не менее мы находились, находимся и будем находиться под властью этого, отнюдь не нарочитого несовершенства…

Сердце Светлова — есть сердце святого времени нашей Революции».

Эти строчки были написаны еще при жизни Светлова.

— Светловская поэзия для меня — как та женщина, которую, полюбив однажды, разлюбить уже не в состоянии, — говаривал Гитович.

Гитович безгранично любил своих литературных друзей. Он знал их стихи, поддерживал их, когда помощь была необходима, но при этом он никогда не был снисходительным. Наоборот, по закону дружбы он сохранял за собой право сказать о стихах самые резкие слова, если, по его мнению, они того заслуживали. Он был непримирим к своим литературным недругам, часто даже неправ, но стихи их оценивал объективно.

Как-то в его присутствии неодобрительно отозвались об одном крупном поэте, который в последние годы чересчур торопился печатать свои стихи. Говоривший явно рассчитывал на поддержку Гитовича, но тут же публично был высечен. Гитович возмущался:

— Как можно так говорить о поэте, написавшем…

И мы слушали стихи этого поэта, действительно отличные.

— Знаешь, — сказал мне Гитович, — мы научились судить беспощадно. Но беспощадность никогда не была единственной мерой чувств. Нужно учиться взыскательности.

Взыскательность его к себе была выше всякой меры. Недаром после его смерти в ящике письменного стола была найдена целая книга ненапечатанных стихов. Да каких! Всякий, кто прочтет только его «Дорогу света», поймет, каким большим поэтом был ее автор.

В этой книге много посвящений к стихам — художникам А. Галенцу и Б. Семенову, литературоведу Л. Мкртчяну, С. Кара-Дэмуру, фронтовому другу Киму Демину и многим другим. Поэт умел дорожить дружбой, сохранять ей верность, если те, кому он дарил свою привязанность, не изменяли главному — Поэзии и Отечеству.

Рукопожатие через тысячу лет

До сих пор еще распространено мнение, будто хороший переводчик может «вытянуть», «спасти» плохие стихи. Глубокое заблуждение! Мертворожденное дитя никогда не увидит солнечного света. Ремесленная поделка, переведенная даже самым талантливым переводчиком, в лучшем случае будет искусно замаскирована под поэзию. Только «божество и вдохновенье», горевшие в одном сердце, способны высечь искру в другом — в сердце переводчика.