Читать «Наполеон. Афоризмы» онлайн - страница 22

CDXX

Правители, держащие духовников, противоречат законам королевской фамилии.

CDXXI

Существует немного людей, чей ум достаточно крепок, чтобы судить обо мне беспристрастно и непредубежденно.

CDXXII

После моих побед в Италии представители разных фракций обивали мой порог. Я оставался глух, ибо участь оказаться орудием в руках партии — не для меня.

CDXXIII

Битва при Эйлау немало стоила обеим сторонам, не принеся никакого результата. Это было одним из тех неопределенных сражений, в которых одни топчутся на месте, а другие бросаются в бой без всякого плана; мне следовало выбрать иное поле битвы.

CDXXIV

Великие политики первого апреля не хотели ничего, кроме сохранения своих кресел, поэтому они так легко сдали позиции союзникам.

CDXXV

Иногда я был философом посреди всех этих смотров, артиллерийских орудий и штыков; ни один критик не сделал бы больше.

CDXXVI

Здравый смысл дарует человеку его способности; самовлюбленность — ветер, который, раздувая паруса, несет их к пристани.

CDXXVII

Катон свалял дурака, покончив с собой из одного страха увидеть Цезаря.

CDXXVIII

Если бы Ганнибал услышал о рейде моей армии через Сен-Бернар, он бы не был столь высокого мнения о своем переходе через Альпы.

CDXXIX

Наверное, следовало уподобиться Генриху VIII, став единоличным главой церкви в империи; рано или поздно к этому придут все монархи.

CDXXX

Пуля, убившая Моро под Дрезденом, была одной из последних вестниц моей удачи.

CDXXXI

После Лейпцига я мог опустошить страну, лежащую между мной и врагом, как поступил Веллингтон в Португалии, а Людовик XIV в Палатинате; война оправдывала меня, но я не стал обеспечивать свою безопасность такими средствами. Мои солдаты, разгромив баварцев под Ханау, показали, что я могу положиться на их храбрость.

CDXXXII

Я не видел ничего исключительного в бегстве Мале, иное дело заточение Ровиго и побег Паскье. У всех у них были мозги набекрень, и у заговорщиков прежде всего.

CDXXXIII

Моя статуя на Вандомской площади и хвалебные письмена о моем правлении были подчистую раскритикованы. Короли должны позволить художникам действовать по собственному разумению: Людовик XIV не распоряжался, чтобы в ногах его статуи поместили рабов, и чтобы Ла Фейлад написал на пьедестале: «Бессмертному человеку». И если теперь где-нибудь будет начертано «Наполеон великий», люди будут знать, что это не я изобрел сию надпись, я всего лишь не запрещаю распространяться людской молве.

CDXXXIV

Я советовался с аббатом Грегуаром относительно конкордата 1801 года. Его совет показался мне очень недурным, но, несмотря на это, я действовал согласно собственному мнению, лишь кое-где уступил священникам, послушавшись аббата. Именно в этом я ошибся.

CDXXXV

Тот, кто не стремится к уважению потомков, недостоин его.

CDXXXVI

Карл V впал в детство в пятьдесят лет; многие короли таковы всю свою жизнь.

CDXXXVII

Мне сказали, что Этьенн пишет о политике, в мое время он писал пьесы; он чрезвычайно необходим стране.

CDXXXVIII

Я никак не влиял на восхождение Бернадотта на трон, хотя я мог бы противиться этому. Россия очень разозлилась на меня за это, считая, что я действую по намеченному плану.