Читать «Женитьба Элли Оде (сборник рассказов)» онлайн - страница 195

Профессор без лишних слов достал бумажник и отсчитал полторы сотни хрустящими двадцатипятирублёвками.

«Какие скользкие», — подумал Леха, принимая деньги. А профессор, обрадованный покупкой, объяснил Лехе, что сайгачьи рога с голубоватыми прожилками особенно ценятся. Те как раз были с такими прожилками. После Леха стал присматриваться, оказывается, — это очень большая редкость. За целый год ему они больше ни разу не попались.

«Вот тебе и очкарик, жук навозный, а в рогах толк знает. Откуда? Он же сайгака живого не видел никогда, а знаток, ценитель…»

Тимофеевич — человек в совхозе новенький, в прошлом году под ноябрьские праздники появился. Говорят, срок отбыл. Работает он на пекарне кочегаром. Сутки отдежурит — трое свободный. Поскольку он холостой и, судя по всему, семьёй обзаводиться не намерен, — комнатушкой три на три, которую отвели ему там же при пекарне, доволен. Заработки у него не ахти какие, с его башкой, как считает Леха, с его здоровьем, можно горы ворочать, а он…

Главное же занятие Тимофеевича — сайгачьи шкуры. Это — его страсть. Со шкурами, конечно, возни побольше, чем с рогами: солить их надо, квасить, мять… А потом ещё дубить. Сейчас ведь дублёнки в моде. И тут Тимофеевичу нет конкурентов.

Сайгачья шкура, если её умело обработать, — вещь ценная. Шубы, куртки всякие, шапки, чехлы для автомобильных сидений, а в последнее время модным стало шить из них ковры.

— Э-э, Леха, милок, через мои руки этих шкур видимо-невидимо прошло. Я и на Севере ими промышлял. А там они в цене. Морозы, снега, сам понимаешь… А вообще-то откуда тебе, сосунку, понять это! Ты же не знаешь, что такое мороз. Нестоящий, когда трескается земля. Ухает как из пушки. В такие морозы даже охрана смотрит сквозь пальцы: ушёл из лагере, ну и чёрт с тобою. К утру, а нет — следующей ночью дубаря врежешь. Сколько ребят вот так полегло: Сева, Хрыч. Васька Чубук. А Костя Цезарь… Руки и ноги отморозил, и уши, и нос. С месяц протянул в лазарете. За счёт сердца. А какой богатырь был: Илья Муромец.

— А правда, что там воробьи на лету мёрзнут? — спросил Леха.

— Говорят, но сам не видел. А вот людей — доводилось. Как чурбаки. И когда замёрз, не поймёшь — может вчера, может месяц назад.

— Как импортные цыплята? — захохотал Леха.

— Почти, — Тимофеевич прищурил свои бесцветные поросячьи глаза и помолчал. — Поэтому мех и спирт там, как говорится, не роскошь, а первая необходимость.

— Спирт, его хорошо, — сглотнув слюну, Леха покосился на бутылку, что поблёскивала в отсветах костра. — Вмажем?

— Мех, он греет снаружи, а вот спирт — изнутри. — Тимофеевич сделал вид, что не услышал Лехиного предложения. Перед едою он не пьёт, голодный желудок водкой сжечь можно. Леха это прекрасно знает, но от нечего делать, просто так подзадоривает старика. — Без шубы там не обойдёшься, но если и спирта нет — пиши пропал. Никакая шуба не спасёт. Довелось мне в одном переходе…

Гришка, Хрыч и Васька Чубук ещё живы были. У каждого не них по два-три побега за плечами. Все на юг собирались. Хотели до «железки» добраться. Какой там! Ловят как котят. Я знал это и не рисковал. А тут Хрыч поёт: «На Аляску уйдём. По льду. Только бы к бухте Проведения или Приведения — как её там, не знаю — выйти, а там до ихнего острова — рукой подать».