Читать «Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие» онлайн - страница 199

Я бы дополнила: и своя интонация, разумеется, в широком – прямом и глубинном смысле слова. Такая впрямую найденная интонация часто приходит к Пореченкову сквозь жанровые линзы. Если говорить о глубине, то интонация для него некая многомерная концепция в трактовке персонажа, конечно, когда в руках актера соответствующая драматургия и он может опереться на контакт с режиссером. Пореченков не делит своих героев на «положительных» и «отрицательных». Туповатый Шило, возможно, на первых порах и вопреки своему желанию, не может бросить сумасбродную троицу детей на произвол судьбы. Он и сам не понимает, почему не уходит, почему таскается в детский сад, в школу, где на него обрушиваются сплошные неприятности и более того… Не может, потому что есть в нем жалость к одиноким ребятишкам, потому что пропадут они без него окончательно, потому что они маленькие и слабые, а он силен и щедр. Все у актера складывается в некую махину, в «Гора-человека», в котором постепенно пробуждаются естественные человеческие чувства, которых он прежде не испытывал. Он начинает уважать самого себя, что раньше было ему просто незнакомо.

Говорить о преображении было бы высокопарно и даже нелепо, применяя такие определения к симпатичной, простенькой комедии. Но в этом фильме актер ищет близкую ему тему открытия человеком самого себя, дотоле неведомого. Одна из лучших его сцен в «Реальной любви», когда он не может выполнить задания своих былых сотоварищей и убить человека. Как не мог до этого бросить детей…

И врага Виталия Баринова в «Ликвидации» Пореченков играет вопреки традициям нашего кино, он разрушает стену между героем и зрителем, а она могла бы встать, если бы режиссер и актер создали в картине образ матерого предателя, безжалостного убийцы, которому незнакомы любые другие чувства и импульсы.

Комментирует Михаил Пореченков:

– Многих удивляло, когда Сергей Урсуляк взял меня на эту роль. Вроде бы такого положительного «человека в форме». Но Сергей пытался найти во мне, достать то, что прежде во мне, актере, никто не видел. Хотя в театре я играл и играю совсем другие роли, нежели в кино.

– Кем прежде всего был для вас Виталий Баринов?

– Идейным борцом. И я его оправдывал.

…Видный, статный, можно сказать, этакий лощеный красавец, если позволено будет так назвать советского офицера времен нищего 1946 года в голодной послевоенной Одессе. Всегда подтянутый, атлетичный, на кителе всегда безупречный белый подворотничок… Сверкающие алмазным блеском сапоги… В руках ритуальный букет цветов, когда он отправляется на свидание с певицей Тоней (Полина Агуреева)… Да, об этом уже шла речь в начале очерка об актере. Но, вновь обращаясь к одной из лучших ролей Пореченкова, я вижу в нем яркого, сильного человека, из тех, кто всегда стремится до конца довести порученное ему дело. Не просто дело – а дело его жизни.

Где-то почти у самого финала Баринов бросает Давиду Гоцману (Владимир Машков), главному его врагу-другу, оппоненту, самому опасному противнику, несколько слов о своем прошлом. Из них ясно, что ненависть к советской системе, к узурпаторской власти коммунистов заложена в Баринове генетически. В нем огромный запас ненависти ко всему тому, что окружало его со дня рождения. Он жаждет мести за отнятое у него будущее, за постоянно подавляемую волю, за невозможность жить по своим личным законам. Желание мстить превратилось в идею фикс. Но редко случается – ас Бариновым так и случилось, чтобы при этом у человека остались еще и иные желания, осталась способность объективно оценить другого человека, каким бы антагонистом для него, Баринова, он ни оказался.