Читать ««На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского» онлайн - страница 352

740

Хоружий С. Вместо послесловия // Джойс Дж. Улисс: Роман / Пер. с англ. В. Хинкиса, С. Хоружего. М., 1993. С. 551.

741

Там же. С. 551.

742

Там же. С. 320. В кощунственном преломлении этот мотив представлен в эп. 14 «Улисса» как «бессыновство» Бога — «Никтоотца» (там же. С. 306).

743

Хоружий С. Комментарии // Там же. С. 657.

744

Джойс Дж. Улисс. С. 449.

745

Хоружий С. Комментарии // Там же. С. 658. Ср. наблюдения комментатора по поводу эп. 16 («Евмей»), открывающего третью часть романа, названную «Возвращение»: «Две линии сошлись — но происходит нечто иное, нежели счастливое единение героев, чья встреча записана на небесах. Блум и Стивен сипят в ночной кучерской чайной и не находят о чем говорить. <…>. А больше не совершается ничего». И далее: «<…> наряду с соответствиями в эпизоде также намечается нарушение базисной парадигмы. Окончательного вывода пока нет, но мы уже ощущаем, что герои как-то не становятся в отношения настоящих Улисса и Телемака Что-то не то здесь: или впрямь Улисс не совсем настоящий, или Телемак, или, может быть, этому Телемаку не подходит этот Улисс? Очень джойсовская ситуация» (Там же. 650,651).

746

Чтобы не злоупотребить цитированием Бродского (мотив измены М. Б. трансформирован в очень многих текстах), сошлюсь хотя бы на книгу Л. М. Баткина, в которой подробно проанализированы произведения Бродского, которые можно условно отнесли к «любовной лирике»: Баткин Л. М. Тридцать третья буква: Заметки читателя на полях стихов Иосифа Бродского. М., 1997. С. 99–142,170,285–296. Своеобразным метаописанием текстов Бродского, свидетельством «анаграммирования» имени М. Б. являются строки: «<…> Только подумать, сколько / раз, обнаружив „м“ в заурядном слове, / перо спотыкалось и выводило брови!» («Декабрь во Флоренции» (1976) [II; 384]).

747

Джойс Дж. Улисс. С. 442.

748

Там же. С. 317.

749

Там же. С. 443.

750

Там же. С. 396.

751

Там же. С. 344.

752

Там же. С. 336.

753

Ср. нарицательное употребление этого имени Пушкиным в «Деревне»: «<…> я променял порочный двор Цирцей» (I; 318).

754

Джойс Дж. Улисс. С. 507.

755

Хоружий С. Комментарии // Там же. С. 659.

756

Кстати, это одно из стихотворений, посвященных М. Б.

757

Семантику слова в поэтическом мире Бродского подробно анализирует В. П. Полухина: Polukhina V. Joseph Brodsky. A Poet for Our Time. Cambridge; N.Y.; Port-Chester, Melbourne; Sydney, 1989 (m. «Words devouring things»). Идея Бродского обнаруживает сходство с утверждением Р. Барта о «смерти автора» в современной литературе, о превращении автора в «скриптора», в орудие игры различных кодов. Автор становится не творцом текста, а его производным. Ср.: «Письмо — та область неопределенности, неоднородности и уклончивости, где теряются следы нашей субъективности, черно-белый лабиринт, где исчезает всякая самотождественность, и в первую очередь телесная тождественность пишущего»; «С точки зрения лингвистики, автор есть всего лишь тот, кто пишет, так же как „я“ всего лишь ют, кто говорит „я“; язык знает субъекта, но не „личность“, и этого субъекта, определяемого внутри речевого акта и ничего не содержащего вне его, хватает, чтобы „вместить“ в себя весь язык, чтобы исчерпать все его возможности»; «Что же касается современного скриптора, то он рождается одновременно с текстом, у него нет никакого бытия до и вне письма, он отнюдь не тот субъект, по отношению к которому его книга была бы предикатом; остается только лишь время — время речевого акта, и всякий текст пишется здесь и сейчас» (Смерть автора / Пер. с фр. С. Н. Зенкина // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1989. С. 384, 387). Ср. сходные высказывания Ю. Кристевой: «Автор, таким образом, — это субъект повествования, преображенный уже в силу самого факта своей включенности в нарративную систему; он — ничто и никто; он — сама возможность перехода С<убьекта повествования> в П<олучателя> <…>. Он становится воплощением анонимности, зиянием, пробелом затем, чтобы обрела существование структура как таковая». И далее: «Субъект высказывания-результата репрезентирует субъекта высказывания-процесса в качестве его объекта. Он, следовательно, способен послужить субститутом авторской анонимности <…>» (Кристева Ю. Бахтин, слово, диалог и роман / Пер. с фр. Г. К. Косикова // Вестник МГУ. Сер. 9. Филология. 1995. № 1. С. 108, 109).