Читать «Паломничество на Синай» онлайн - страница 78

Та или иная болезнь — тела, души или духа — есть в каждом из нас, но не все ее сознают и не все ищут исцеления, чаще хотят забытья.

Елена, тоже гречанка возраста Кириаки — лет двадцати семи, черна, худа, одета в пестрые цыганские юбки одна поверх другой, в ушах и в проткнутой ноздре по золотому кольцу. Несколько дней назад она откуда-то прибыла одна с воспалением легких и высокой температурой, но без денег, долго сидела, привалившись к стене у канцелярии, пока по благословению Владыки ее не разместили в нашей гостинице на лечение. Кириаки подогревала козье молоко, из монастырского госпиталя приносили лекарства. Через пять дней Елена поднялась, выстирала и высушила на солнце юбки, выкурила на пороге самодельную сигарету и пошла с нами в скит. Как и всякая гречанка, она крещена в православие; но к церковной жизни непричастна. Муж ее бросил, и она странствует по свету, — чем кормится, на какие деньги ездит? Кириаки советует ей отдохнуть после болезни, погостить, например, в Фаранском монастыре, но Елена только усмехается и пожимает плечом.

В скиту есть крохотная церковь — четыре-пять квадратных метров, достаточная для одного монаха. Есть дом, чуть больших размеров, без окон, без имущества, только слошь увешанный внутри иконами и картинками к житиям святых. Отдыхая от жары, мы сидим на скамье за длинным столом, на нем керосиновая лампа, запотевший глиняный кувшин с водой и две миски с карамелями, предназначенные равно как для званных гостей, так и для маленьких бедуинов, не ленящихся совершать частые набеги. Монах наливает всем по кружке холодной воды и усаживается у торца стола, благожелательно поглядывая на нас.

Что, в сущности, изменилось здесь с III века? Разрушенная стена прежней ограды стоит чуть ниже; может быть, рос другой куст шиповника… Но так же возвышался вдали над складками гор пик Моисея, сочилась из скалы вода, жгло солнце, голубело безоблачное небо, и те же слова молитв безмолвно повторялись в настоенной на зное тишине. Конечно, не приходили в скиты туристы и паломницы, — можно сетовать, можно обличать сонмы людей, стекающихся к стенам монастырей со всех концов света, но это ничего не изменит. Может быть, здесь есть указание на смещение акцента иноческого служения к концу времен — в сторону более открытого и широкого свидетельства об ином мире?

Иногда я угадываю смысл разговора без перевода: отец Адриан рассказывает о девственнице Епистими и блуднице Марии Египетской и о том, какими путями обе они пришли к святости. Простодушно спрашивает, зачем у Елены в ноздре кольцо. Она смущается, краснеет, вдруг увидев себя его глазами, и в шутливое оправдания повторяет знакомое греческое слово «каллос» — красота, по-славянски «доброта». Отсюда «Филокаллия» — «Добротолюбие» — любовь к красоте, название известного сборника изречений святых отцов. Так широк диапазон этого понятия в миру, что стираются все пределы и грани, оно растекается до противоположных полюсов, эстетическое утрачивает связь с этическим, оболочка — с сущностью.