Читать «Танец семи покрывал» онлайн - страница 100

А теперь, когда земля уходила из-под их ног, они, черт бы их побрал, стояли еще прочнее в воздухе своего творчества, и она последует их примеру, выстроит свои фантазии на тему жизни как актриса и как танцовщица между небом и землей, скользя в высоте по-над своими реальными переживаниями…

Заскрипела лестница, но машинка Стефана все стрекотала.

Что ж, Зара сейчас сыграет еще одну сцену, протанцует сегидилью перед глупым Хосе, зажав крепкими белыми зубами алый цветок, и от каждого ее движения он будет терять силы…

— Что ты здесь делаешь? — охрипшим голосом справился Чон.

— Смотрю вот на твою картину. Все смотрят, а мне нельзя?

— Тебе — нельзя, — подтвердил Чон.

— Это почему такое исключение? — как бы не поняла Зара.

— Вон отсюда, — устало сказал Чон.

— Напрасно ты гонишь меня, Павел. Я уйду в дверь, но войду через окно, и ты это знаешь.

— Уходи, — повторил Павел, не двигаясь с места, хотя в голосе его слышалось бессильное битье кулаками по воздуху.

— А знаешь, дорогой, ты, похоже, садист, — спокойно продолжала Зара. — И эта картина называется «Сад маркиза де Сада». В саду угадываются умученные им души. Но это ничего. Ты что-то слышал о возмездии, Павел? По лицу твоему вижу, что слышал. Ты бледен, как убийца в старинных романах с кровавым пятном на лбу. Конечно, я уйду, но прежде…

…Сколько раз приходилось Чону отрываться от этих губ и от этого тела, но никогда еще он не выходил из поцелуя как из битвы, в которой потерял много крови…

— Счастливо оставаться, Павел, — ударившись всем телом о стену, отброшенная им, насмешливо произнесла Зара и скользнула мимо Павла вниз по лестнице, уносясь, недоступная, в свою мучительную музыку.

Глава 31

Зима

Выпал первый снег, потом второй, третий… Обнажилось пространство зимы, и из окна мастерской стал виден затылок скульптуры вождя, никем не востребованной из бывшего сада Вучетича.

В эту зиму Стася особенно заинтересовалась снегом, который шел и шел. Она научилась угадывать форму снежинок, летящих за окном, не вставая с постели, по свету в комнате. Если утром здесь было темновато, как во время ноябрьских дождей, это означало, что снег валил влажными, тяжелыми хлопьями. Если можно было читать, не включая настольной лампы, значит, снег был более легким и сухим; еще одна порция света, при которой вполне можно было рисовать карандашом, разделяла снежинки друг от дружки, как танцовщиц в балете. Когда чувствовалось, что вот-вот проглянет солнышко, снег делался рассеянным, отчетливым по форме и редким, точно на небе кто-то время от времени встряхивал ветви огромного дерева.

Стася в комнате брата угрюмо рисовала чертежи различных снежинок, сравнивая их между собой, углубляясь в детали, заметные лишь ее глазу, расцвечивая их своей фантазией, составляла их в букеты, сплетала из них венки, отливала диадемы. Чон в это время, если не был занят в музее, читал ей вслух чудесный роман Чарльза Диккенса «Большие надежды», в конце которого, смутно помнилось Стасе, появлялся большой заброшенный сад, куда однажды вернулись герой и героиня. Финал романа оставался открытым — что будет с ними после этого сада, об этом можно было только догадываться. В молодости легко выйти из такого сада, легко отворить калитку и, обернувшись, прощально взмахнуть рукой, но проходит время, и воздух в нем как будто густеет от воспоминаний прошлого, и движения людей поневоле делаются замедленными, ноги по щиколотку утопают в прошлогодней листве, и зов прошлого в новой акустике звучит настойчивее и чище суетных призывов будущего.