Читать «Чаадаев» онлайн - страница 48

Борис Николаевич Тарасов

В Петербург курьер возвращался медленнее, нежели ехал в Троппау, и в середине ноября привез высочайшие распоряжения о расформировании лейб-гвардии Семеновского полка. «Сначала государь дожидался дополнительных известии с Чаадаевым, — писал начальник главного штаба П. М. Волконский, — получив же оные, тотчас решился на уничтожение прежнего состава полка…» Нижние чины распределялись по разным полкам армии. Офицеры за неумение предупредить случившийся беспорядок, который они безуспешно пытались исправить, также переводились в армейские полки, но с сохранением выгод гвардейских чинов. Семеновский же полк повелевалось составить из рот гренадерских полков.

Экземпляры приказа, вызвавшего всеобщий интерес и большой шум в Петербурге, было трудно достать. «Многие дамы мне незнакомые присылали просить сей приказ, в чем я им не отказывал», — замечал Закревский в письме к П. М. Волконскому. В этом интересе и шуме царские распоряжения невольно ассоциировались с именем блестящего курьера. По возвращении Петра Яковлевича Чаадаева из Троппау, вспоминал Якушкин, кавалергардский офицер Д. А. Шеппинг, а также многие другие «поздравляли его с будущим счастьем, пророча, что он непременно будет флигель-адъютантом». Эти, порою весьма насмешливые, поздравления приятелей смешивались с прямыми обвинениями недоброжелателей, завистников, праздных болтунов; особую группу среди упрекающих составляла многочисленная родня пострадавших семеновских офицеров.

«Из всех этих элементов, — замечал М. Н. Лонгинов, — составился ревущий хор сплетен и толков, которыми были введены в заблуждение и восстановлены против Чаадаева и люди добросовестные, но не имевшие случая узнать истину. Вот как формулировались обвинения против него: Чаадаев, мучимый честолюбием, сам напросился у своего начальника на поездку в Троппау, он был уверен, что будет пожалован за это флигель-адъютантом, на что старшие товарищи его имели больше прав, следовательно, он хотел интригою обойти их; для этого он решился предать целый полк, да еще тот, в котором сам прежде служил; он старался представить государю дело в самых черных красках и содействовал этим из личных видов кассированию полка и проч и проч. Иные говорили, что ему действительно была предложена награда».

Вместе с тем по городу ползла другая волна толков и сплетен, начавшаяся еще тогда, когда поехавший, по мнению судящих и рядящих, за флигель-адъютантскими эполетами курьер был еще совсем далеко от Петербурга, 8 ноября Ф. П. Шаховской писал в Москву И. Д. Щербатову: «Петр Чаадаев поехал в богатой коляске, и, как слышно, его обогнали два курьера, поехавшие целыми сутками после его». Быстро дошедший до Шаховского и непонятно из какого источника возникший слух о богатой коляске и опоздании адъютанта в Троппау со временем обрастал подробностями. Так, желчный Вигель писал: «Надобно еще знать, что гусар и доктор философии в отношении к наряду был вместе с тем и совершенная кокетка: по часам просиживал он за туалетом, чистил рот, ногти, притирался, мылился, холился, прыскался духами. Дорогой он продавался тем же упражнениям и оттого с прибытием опоздал двумя сутками». Сын Васильчикова, бывший секундантом Лермонтова на роковой дуэли, вспоминал рассказы отца о том, что вальяжный курьер «пил по утрам кофе, а вечером чай, брился и умывался несколько продолжительно, соблюдал правила чистоплотности, и ехал, как gentleman, в коляске». О том, что джентльмен в коляске проделал свое путешествие сибаритом, писали декабристы Н. И. Тургенев и Н. И. Лорер, авторы мемуарных записок Д. Н. Свербеев и М. А. Дмитриев упоминали офицеры А. И. Казначеев и Карцев.