Читать «Избранные произведения в 2-х томах. Том 2» онлайн - страница 21
Вадим Николаевич Собко
— Сейчас немец цикорию пустит, — сказал Шамрай. — Эх, кабы у артиллеристов было чуть побольше снарядов!
Он вставил новую ленту, и снова заговорил пулемёт в его сильных, пороховым дымом обожжённых руках.
— Бегут, товарищ лейтенант, смотрите, бегут! — громко закричал Могилянский, показывая на повернувших вспять фашистов.
— Вижу, — ответил Шамрай, огненной струёй, как из тугого брандспойта, поливая гитлеровцев. — Будет им сегодня вечером весёлая перекличка.
— Бегут! — замирая от восторга и ещё какого-то совсем незнакомого чувства, кричал Могилянский. — Бегут, гады! Ура!
— Перестаньте кричать, товарищ Могилянский, — оборвал его Шамрай. — Вот когда в штыковую атаку пойдёте, тогда и крикните.
И он снова сосредоточенно полоснул пулемётной очередью по немцам, которые уже открыто отступали, унося с собой раненых и убитых.
Танки ещё немного постояли и, словно сговорившись, ударили из своих пушек по дзоту Шамрая. Взлетел смерч песка, ломаясь, затрещало дерево, дзот вздрогнул и осел на один бок. Амбразуру почти засыпало, но пулемёт остался исправным. Танки развернулись и, взяв на буксир подбитую машину, скрылись в овраге. Над подожжённым танком тянулся чёрный, постепенно рассеивающийся дым.
— Ну, эту атаку отбили, — сказал Шамрай, вытирая ладонью лицо. — Интересно знать, сегодня полезут ещё или завтра с утра начнут?
— Пусть лезут хоть сегодня, хоть завтра, — выкрикнул с азартом Могилянский. — Всё одно — не пройдут!
В дзоте послышался тонкий свист, какой-то очень домашний, спокойный и уютный.
— Вода в кожухе пулемёта закипела, — добродушно пояснил Шамрай. — Свистит как чайник.
Пётр Могилянский теперь улыбался, весело, бодро. Всё его существо охватила гордая радость первого выигранного боя.
— Вот здорово было бы чайку из пулемёта попить. Это ли не романтика?
— Будет нам ещё романтика, — сухо сказал Шамрай.
И Пётр сразу затих, словно завял. Улыбка ещё дрожала на губах, но в глазах рождалась тревога, смывая с лица все живые краски.
— Вы думаете, товарищ лейтенант…
— Ничего я не думаю. Поживём — увидим.
Шамрай взял бинокль, осмотрел поле. Взгляд натолкнулся на убитого немца. Он лежал у обочины шоссе, вытянув вперёд руку, каска откатилась, ветерок едва заметно шевелил густые русые волосы. На губах запеклась кровь. Открытые голубые глаза смотрели испуганно и удивлённо, словно хотел этот парень с ефрейторскими нашивками понять, что же с ним случилось, и не мог. Лицо немного искривили недоумение и досада: как же так, почему его остановили, не пустили туда, куда он хотел?
— Сколько мы их? — спросил Могилянский.
— Я думаю, шесть-семь?
— Я тоже так считаю. Для точности скажем шесть. Разрешите мне бинокль.
— Бери:
Могилянский припал к окулярам. Шамрай хорошо знал, что тот смотрит только в одну точку — на лицо убитого немца.
— Товарищ лейтенант, — послышался тихий и страшный в своей спокойной рассудительности голос бойца, — это же выходит, что я убивал людей. Вы понимаете, мы с вами убивали людей…
— Не людей, а фашистов. В этом есть некоторая разница.