Читать «В вечном долгу» онлайн - страница 41

Дорога вползала на угор, и по сторонам хорошо виделись измоченные и по-осеннему уставшие поля: чуть зеленел не ботвой, конечно, а сорняками картофельный клин; за ним, переметнувшись через угор, шло убранное поле, с копешками уже поблекшей соломы. По жнивью разбрелось стадо коров. На одной из копешек сидел пастух, спрятав голову под острым колпаком дождевика. По другую сторону дороги стоял неубранный конопляник. Он уходил до самого леса. Между хмурым небом и сырой землей, надсадно махая крыльями, летали вороны.

Откинув полу плаща, Верхорубов полез в карман брюк за платком, потом с громким свистом высморкался и попросил:

— Вы все-таки, товарищ Трошин, покажите мне самые узкие места производства.

— Вы их, надеюсь, сами увидите, Иван Иванович. Не боитесь, потемкинских деревень показывать не стану. Хотя порой страшно подмывает похвалиться чем-то перед людьми. Я, Иван Иванович, как вы знаете, три года председательствую в «Яровом колосе», и за это время многое бы можно сделать, но…

— Не по плечу ноша?

— Пожалуй что.

— В таких случаях, товарищ Трошин, люди чаще всего и подсовывают бутафорию.

— Бывает, Иван Иванович. Каждому хочется быть немножко покрасивее. Получше. У нас в Дядлове есть такая ленивая бабенка, Настасья Корытова. У той Настасьи всего имущества — чугунок да ложка, но хвастать — хлебом не корми. Придет к ней кто-нибудь, посадить не на что, а она перед гостем своим языком ковры персидские расстилает. Извините, говорит, что на безногую скамейку усаживаю. Соседи, жалуется, начисто обобрали. На прошлой неделе в Окладине полдюжины венских стульев купила. Ох, и намаялась, пока привезла. Только я с ними на порог, нате, прибегают Катеринины девки: дай, Настасья Ефимовна, стульчиков на свадьбу. Отказать — язык не повернулся. Берите. Взяли, шальные, и вторую неделю не несут. А идти просить — вроде бы как-то неловко. Из-за своего — ни неловко. Так вот и мне иногда, Иван Иванович, как той Настасье, шибко охота прихвастнуть, но чего нету, тем не могу. Не тот характер.

Дорога, поднявшись на угор, обогнула еловый лесок, какой-то колючий и неуютный в непогодье, за ним раздвоилась: правый сверток, менее размешанный, уходил к лесу, а левый — на полевой ток. До него от развилки оставалось шагов триста-четыреста.

Остаток пути ехали молча — Верхорубову явно не нравилось поведение Трошина: уж как-то больно независимо он ведет себя перед хозяином района. Другие председатели колхозов всегда оправдываются, выкручиваются, привирают, а этот все начистоту и прямо, будто с равным говорит. Верхорубов таких не любит.

На току, кое-как забросанном соломой, прямо на утоптанной земле были навалены огромные вороха хлеба. У ближнего конца навеса стояло до десятка подвод с бестарками. Женщины ведрами насыпали в них зерно. Рядом двое парней, один из них с баками, что утром жаловался Трошину на питание, грузили с весов мешки в машину. Шофер в промасленной телогрейке и фуражке пехотинца сидел на крыше машины и ел морковку.