Читать «Заrадки старой Персии» онлайн - страница 162

Николай Николаевич Непомнящий

Но, несмотря на это, их литература внесла неоценимый вклад в понимание религиозных основ движения и сделала возможной новую оценку их верований и целей, а также внесла понимание в проблему религиозного и исторического вклада исмаилитов, и ассасинов, как их ветви, в ислам. В результате образ ассасинов значительно отличается и от слухов и фантазий, привезенных с Востока средневековыми путешественниками, и от искаженного образа злобных фанатиков, созданного в XIX в. востоковедами после ознакомления с произведениями, написанными ортодоксальными мусульманскими теологами и историками, чьей главной задачей было опровергать и презирать, а не объяснять или понимать. Ассасины больше не являются бандой накачанных наркотиками, запрограммированных мошенниками на убийства вооруженных простофиль. Это и не тайная секта террористов и не синдикат профессиональных убийц.

Новая проповедь

В автобиографии Хасана ибн Саббаха, сохраненной историками позднего времени, он рассказывает собственную историю: «С самого детства, с семи лет, я обожал учиться, желал стать религиозным деятелем; до семнадцати лет я лишь искал и исследовал знания, однако придерживался веры своих отцов.

— В Рее я встретил человека, одного из товарищей (сами исмаилиты называли себя «рафик»). Его звали Амира Зарраб; время от времени он объяснял учение халифов Египта, как до него делал Назир-и Кушраф…

Никогда во мне не было сомнения или неуверенности в исламе; я живу с надеждой на то, что это — живой, терпеливый, властный, всеслышащий и всевидящий Бог, Пророк, имам, разрешающий и запрещающий, небеса и ад, призывающий и прощающий. Я предполагал, что религия и вера состоят из того, чем владеют люди в общем и Ши'а в частности; мне никогда не приходило в голову, что истину надо искать за пределами ислама. Я думал, что доктрины исмаилитов были философскими (среди правоверных это было ругательством), а правитель Египта — философ.

У Амиры Зарраба был добрый характер. Когда он впервые заговорил со мной, то сказал: «Исмаилиты говорят то-то и то-то». Я возразил: «О, друг, не говори их слов, они изгнанники, и все, что они говорят, направлено против религии». Между нами возникали противоречия и шли споры. Он опровергал и разрушал мою веру. Я не позволял ему делать это, однако в моем сердце его слова оставляли огромный след. Амира говорил мне: «Когда ты думаешь ночью, в своей кровати, ты понимаешь, что мои слова убеждают тебя».

Позднее Хасан и его учитель разошлись, но юный ученик продолжал свои поиски и читал исмаилитские книги, где находил что-то, убеждающее его, и что-то, наоборот, разуверяющее. Жестокая и ужасная болезнь завершила его обращение.

«Я думал: конечно, это истинная вера, я не признавал этого из-за моего великого страха. Теперь назначенный час пробил, и я должен умереть, не достигнув истины».

Хасан не умер. Выздоровев, он нашел другого исмаилитского учителя, который завершил его обучение. Следующим шагом должна была стать клятва верности имаму Фатимидов; так сказал ему миссионер, который получил право от Абд аль-Малика ибн Атташа, главы исмаилитской миссии, дава в Западной Персии и Ираке. Вскоре после этого, в мае — июне 1072 г., глава самолично посетил Рей, где встретился с новообращенным Он одобрил его, дал назначение на пост дава и приказал ехать в Каир, представиться при дворе халифа — другими словами, отправляться в штаб-квартиру.