Читать «Суть Времени 2013 № 23 (10 апреля 2013)» онлайн - страница 4

И наконец, их нет потому, что вопрос о значении параметров, которые должна измерить и усреднить статистика, становится все более сложным. Что именно надо измерять у больного? Говорят ли о чем-то данные термометра? И так далее.

Аналогичным образом дело обстоит и с теоретическим инструментарием. Маркс был последним гением, предложившим теоретический инструментарий, позволяющий распознавать масштабные общественные процессы, выявлять подлинное содержание этих процессов, прогнозировать их развитие и — вырабатывать средства воздействия на эти процессы (что, между прочим, особо важно).

Но, во-первых, этот инструментарий принадлежал своей эпохе. Нет и не может быть теоретического инструментария, пригодного на все времена. Тем более что эпоха, завершившаяся победой (убежден, что временной) врагов марксизма и коммунизма, обладает колоссальной новизной. Это эпоха, которая уже не может быть названа исторической в полном смысле этого слова. Все предыдущие эпохи были историческими, а эта — нет.

Во-вторых, налицо капитуляция научного сообщества перед стремительным размножением научных дисциплин, перед возникновением все новых барьеров между сферами осмысления тех или иных видов опыта, накапливаемого родом человеческим, и так далее.

В эпоху, когда жил и работал Маркс (а также Фрейд, Эйнштейн и другие), еще был универсалистский драйв. То есть стремление найти источник, порождающий разномерные и разнокачественные последствия. И сказать человечеству: «Вот это и это, и это — на первый взгляд, не имеет общей природы. Но это только на первый взгляд. На самом деле общая природа есть. Она состоит в том-то и том-то. И проявляется в разнокачественных явлениях таким-то образом».

Теперь в научном сообществе такого драйва нет. Позитивисты постарались его убить. И преуспели постольку, поскольку речь может идти о едином драйве научного сообщества. Кто-то из представителей этого сообщества подобный драйв, разумеется, не потерял. Но сообщество потеряло. А в эпоху Маркса, Фрейда и Эйнштейна оно а) существовало, как целое, и б) этот драйв, безусловно, имело в качестве мотива, доминирующего в сообществе.

В-третьих, сама воля к пониманию смысла, природы происходящего если не убита, то подавлена. И тут постарались постмодернисты, а также прагматики. Мол, какой еще смысл? Кто вам сказал, что он есть? Зачем он нужен? Не является ли стремление к нему опасным, порождающим тоталитаризм? И так далее.

Но при всей важности этих трех причин, в силу которых заторможено развитие теоретического аппарата, позволяющего понять реальность (а значит, и ответить на вопрос — ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ), еще важнее четвертая причина. Та самая, с которой я начал, предупредив читателя в очередной раз, что конспирология — это, так сказать, от лукавого, но тем не менее.

Четвертая причина состоит в том, что непрозрачность процессов, их выморочная элитарность, не позволяют уповать на возможность полноценного ответа на вопрос ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ с помощью любой, сколь угодно совершенной теории. А также любой, сколь угодно совершенной статистики. Да, и теория, и статистика необходимы. Но недостаточны. И более того — все более недостаточны, поскольку закрытые процессы приобретают все большее значение. То есть все в большей степени начинают играть роль не неумолимые законы, которые надо выявить, познать, применить, а чья-то могущественная воля. Такая воля, которая вовсе не желает быть обнаруженной. Но которая вполне уже способна повлиять на происходящее, переломить или исказить действия так называемых объективных закономерностей.