Читать «Михаил Булгаков. Морфий. Женщины. Любовь» онлайн - страница 205

Варлен Львович Стронгин

Ягода обратился с секретным письмом в ЦК ВКП(б) к Молотову с просьбой о ликвидации сменовеховского движения, запрещения их рефератов, лекций, изданий, «являющихся ничем не прикрытой пропагандой чуждой нам идеологии». Для этого Ягода предлагает провести обыски без арестов у восьми сменовеховцев, куда был включен и Булгаков, «и по результатам обыска возбудить следствие, и в зависимости от его результатов кое-кого выслать…».

Сохранился протокол обыска квартиры Булгакова (приводится с сокращениями).

«На основании ордера ОГПУ за № 2287 от 7 мая мес. 1926 г. произведен обыск у гр. Булгакова в д. № 9, кв. 4 по ул. Кропоткина, пер. Чистый, сотр. Врачевым.

При обыске присутствовали обыскиваемый Булгаков М. А. и арендатор дома Градов В. В.

Взято для доставления в Объединенное Госполитуправление:

1) Два экземпляра перепечатанных на машинке “Собачье сердце”.

2) Три дневника: за 1921–23 и 25 годы.

3) Один экзем., отпечат. на маш. “чтение мыслей”.

4) Послание Евангелисту Демьяну Бедному.

5) Стихотворение В. Инбер (пародия Есенина). Обыск проводил: Уполн. 5-го отд. СОГПУ Врачев».

В своих воспоминаниях Любовь Евгеньевна, видимо, забыла упомянуть об изъятии дневников, путает фамилию следователя, что менее важно. Как выяснилось позже, дневники писателя читали некоторые члены Политбюро, включая Сталина и Молотова. Имеется расписка «дежурного стола приема почты Адмиоргупр. ОГПУ» от 18 мая 1926 года о приеме от Булгакова «одного заявления в ОГПУ». Через три недели после обыска писатель набрался сил и духа обратиться с протестом против проведенного обыска. Ответа на заявление он не получил.

Булгаков был взвинчен. Понимал, что бороться с ОГПУ бесполезно. Нужно было обращаться в иные, более высокие инстанции.

– Не люблю просить, унижаться, – нервно говорил он Любе.

– Тебе ничего не нужно напечатать? – спокойно интересовалась она, понимая, что продолжение разговора на тему обыска еще более выведет мужа из нарушенного равновесия.

– Нужно! – вдруг вспоминал Михаил Афанасьевич. – Забыл срочно известить дирекцию Художественного театра о том, что я не согласен на удаление петлюровской сцены из моей пьесы «Белая гвардия».

Люба садилась за машинку.

– Может, не стоит писать в ультимативной форме?

– А в какой еще?! – взрывался Булгаков. – Сцена органически связана с пьесой. Я не могу пойти на искажение всего смысла пьесы! Пиши: «В случае, если театр с изложенным в этом письме не согласится, прошу “Белую гвардию” снять в срочном порядке».

Любовь Евгеньевна громко и четко ставила точку:

– Ты хочешь заполучить новых врагов? Пьеса идет. Чего тебе еще надо? Еще один обыск?

– Пожалуйста, пусть проводят! – иронически замечал Михаил Афанасьевич. – Вторую повесть типа «Собачьего сердца» я еще не сотворил. И первую восстановить будет трудно. А «Дневники» пропали… «Дневники» тоже очень жаль… А насчет врагов? Я их не ищу. Они меня сами находят. Перестраиваться, как твой Илья Маркович, я не намерен. Он затеял издание серии книг «Лучшие люди революции». Или что-то в этом роде. Сегодня они лучшие, а завтра? Ничем хорошим это не кончится!