Читать «Южный фронт» онлайн - страница 12

Люди на борту, несмотря на близость или относительно схожий род деятельности, все-таки были разные. Что воодушевляло одного, другого – угнетало, и наоборот.

Командир экипажа капитан Артем Сенников, несмотря на большую потерю крови, старался держаться молодцом. По натуре спокойный и рассудительный, он пытался передать эти свои качества и остальным. В какой-то степени ему это удавалось, но полностью изменить людей, хотя бы на короткое время, было нельзя. Поэтому Сенников в большей степени занимался тем, чем должен был заниматься в сложившейся ситуации. Он старался держать связь с диспетчерами, чтобы внешний мир лишний раз узнал о потерпевшем бедствие самолете и о координатах его нахождения. Кроме того, капитан держал под контролем все, что касалось самолета. Опереться в этом деле ему было не на кого. Вторые пилоты погибли. Бортпроводницы получили серьезные ранения и не могли передвигаться. Приходилось делать все самому – бегать, объяснять, поддерживать.

Российский посол Александр Викторович Селиванов при катастрофе отделался лишь легким испугом. Упавшая откуда-то газета слегка поцарапала ему лицо. Это оказалось его единственной раной. Посол был немолодой, с заметным животом и проседью на висках. Внешность и манеры выдавали в нем не профессионального дипломата, а крепкого советского хозяйственника. Он выглядел испуганным, однако его страх был связан не с крушением самолета. По крайней мере не только с крушением. Больше всего его мысли занимал вопрос о положении в латиноамериканской республике и о результате попытки военного переворота. Он вбил себе в голову убеждение, что авиакатастрофа стала следствием провокации со стороны повстанцев. Был уверен, что провокационные действия могут повториться уже здесь – на острове.

Селиванов докучал Сенникову просьбами узнать через диспетчеров, кто же взял верх в мятеже и кого российское руководство признает представителем законной власти – повстанцев или засевшего в бункере президента. От этого зависела его дальнейшая судьба как полномочного представителя России в латиноамериканской республике. У него имелись серьезные опасения на счет того, одобрят ли вероятные новые власти республики его кандидатуру в качестве посла. Слишком много ненужных дифирамбов президенту республики спел Селиванов в ряде недавних интервью местным средствам массовой информации. Он понимал, что простить такое повстанцы вряд ли могли. Командир экипажа отказывался использовать неустойчивую связь для выяснения подробностей военного переворота. Радиоприемники, как и мобильные телефоны, у пассажиров на прием не работали.

Казалось бы, тема переворота в не меньшей степени должна была заботить российского военного атташе. Однако занимающий эту должность подполковник Сергей Ткачев проявлять чрезмерного интереса к делам повстанческим не стал. Более того, будучи человеком разбитным и с чувством юмора, он даже умудрялся подшутить над потугами посла выяснить подробности переворота. Всякий раз, когда Селиванов выпрашивал у командира экипажа связь с диспетчерами для получения свежих новостей о мятеже, Ткачев с ухмылкой громко «сокрушался»: «Эх, кто бы мне сказал, с каким счетом завершился футбольный матч между «Реалом» и «Манчестером»?» Безусловно, не все эти шутки понимали. Но в основной массе пассажиры относились к ним более-менее благосклонно, так как юмор помогал снять накопившееся за время катастрофы напряжение. Впрочем, чувство юмора было лишь частью широкой многогранной натуры Ткачева. Если бы атташе просто ходил и хохмил налево и направо, ничего больше не делая, тогда его справедливо можно было бы назвать бездельником или даже разгильдяем. Однако во всех работах, которые неминуемо возникли в первые часы после крушения, он был первым. Перенести, закрепить, разобрать – везде он оказывался не просто советчиком, а наиболее действенным участником. Ведь юмор – юмором, но есть и чувство долга. И чем больше пассажиры видели Ткачева в деле, тем большим уважением проникались к нему. И тот эпизод, когда военный атташе снял перед отъездом российский флаг со здания посольства, стал выглядеть для них совсем иначе.