Читать «Вечер на Кавказских водах в 1824 году» онлайн - страница 21

Александр Александрович Бестужев-Марлинский

Шумный круг теснился у крыльца почтового дома; с него сухощавый поляк, – вероятно, эконом фольварка, весьма похожий на тощую фараонову корову, которая проглотила тучную, не став оттого сытнее, – что-то с жаром проповедовал, и грозные клики: «Вырзнонць, вырзнонць!» вместе с шапками летели на воздух.

«Лошадей!» – закричал Зарубаев, между тем как ропот: «Москаль, москаль!» раздавался кругом.

«Тройку из курьерских, по указу ее императорского величества», – сказал мой дядя, швырнув подорожную в нос эконома.

«Тым горжей, – гордо возразил тот, – коней не ма».

«Как не ма? для курьера не ма? Хоть роди, да подай! – вскричал, вспыхнув, мой дядя. – Или я тебя самого впрягу в хомут, тюленья харя!»

Между тем поляки сжимали круг ближе и ближе, и о каждой минутой угрозы их становились дерзостнее, поступки бесчиннее.

«Схватить их, связать их!» – кричали одни.

«Убить, убить! – ревели другие. – Им одним скучно будет в Польше, отправьте их гонцами к свату их, сатане!» – и тому подобные любезности.

«Не пустить ли, ваше благородие, шутиху в зубы этой челяди? – спросил Зарубаев у дяди. – Пистолеты у меня заряжены картечью; или по крайней мере позвольте поработать палашом, – ему, бедняге, душно в ножнах».

Но дядя мой имел благоразумие запретить вахмистру наступательные действия и дал знак держать только оружие наготове.

«Завладей сперва бричкою этого шляхтича», – потихоньку сказал он Зарубаеву, и тот вмиг исполнил фланговое движение к бричке. Тогда дядя мой решился, – медлить было нечего. Толпа готовилась задавить их множеством; самые хвастливые из шляхтичей обнажили уже клинки свои и, гарцуя над головою дяди, то подносили концы их к носу его, заставляя нюхать старопольскую славу, то втыкали их в землю, то потачивали на колесе. Это вывело его из терпения; он сверкнул глазами и палашом скомандовал Зарубаеву: укороти поводья! – схватил за ворот сухощавого поляка и, между тем как тот кричал: «Злапайце те-го дурня!» – бросил его под мышку, как зонтик, и потащил, задушая, к бричке. Вскочить в нее, встащить за собой пленника и крикнуть Зарубаеву: «Катай по всем!» было дело двух мигов. Зарубаев, который, выставя из-за края брички, как из-за бруствера, пару седельных пистолетов, грозился дотоле на каждую пулю пронизать по крайней мере по три души, не дожидался повторения, и бич свистнул над конями.

«Слушай, пане экономе! – сказал дядя пленнику, ласково сжимая ворот его при каждой запятой. – Объяви этой сволочи, что если хоть один кинет в меня камнем, или выстрелит, или станет преследовать, то я не иначе явлюсь в Тартаре, как верхом на тебе!»

При окончании этого родительского увещания он так давнул бедного шляхтича, что тот заревел, как Фаларидов бык, и ради всех святых стал умолять бегущую сзади громаду не трогать русских, щадя его. Долго еще им слышались брань и проклятия раздраженной черни, у которой ускользнула из рук верная добыча; но повозка летела, и треть дороги была уже за ними, когда звук набата в селе, впереди на дороге лежащем, принудил их остановиться. Ехать назад было бы безрассудно, вперед еще опаснее, – что тут прикажете делать? Дядя призадумался, спросил Адамовых слез, которые были у него вроде карманного вдохновения во всех чрезвычайных случаях жизни… потом приложил палец ко лбу, как будто для извлечения электрической искры ума, и снова ухватил шляхтича за ворот.