Читать «Словацкий консул» онлайн - страница 11

Все, мама, сбылось, и порцию подсохших «Слънц» я выкладываю на сиденье стула, на лист машинописной своей бумаги, подложенный для гигиены и «презентации» (от кого я услышал на первом курсе: «Презентация — это все»? Эцуко, кукольная самурайка? Карлос, незабвенный парижский спонтанер?..). Стул вытащен в проход между диваном Лавруши и моим «батутом». Еще Лавруша ставил на стул свою маленькую круглую пепельницу из магазина «Варна». Изливался перед слушателем и всласть пускал дым, время от времени щелкая о болгарскую керамику лакированным мундштуком.

После каждой своей истории Ларуша удивлялся еще больше моего — по поводу себя, непостижимого…

Впрочем, предлагая и ключи. К примеру, в Благодарной, где Лавруша начал свое странствие по звездам, одна проститутка с замечательно скользкой и горячей вынесла о нем, тогда еще совсем школьнике, суждение:

— Мал золотник, да весел!

Я засмеялся, Лавруша за мной, но я — по другому поводу:

— Благодарная?

— Ну да… Станица называется, — неохотно оторвался он от себя, как темы. — Там, у нас…

— И благодарна она кому?

— Так… природе, разумеется! Большевиков благодарить нам не за что, а вот природа у нас… Ты просто вообразить себе не можешь. Такая животворная земля, что… Палку воткнешь, назавтра зацветет! — Вздох. — Кстати, втыкал. Совсем еще был пострел…

— И чем зацветало?

— Не палку же…

Изумленно напрягая пресс, я приходил на «батуте» в сидячее положение:

— Ну да?!

— Неоднократно. Как только пробудился зов.

— Ты — землю?

— Ну а что? Своя…

Я — отпадал.

И в переносном смысле тоже.

Итальянский был любимым из «букета» языков, которыми овладел в МГУ бывший станичный мальчик. Полиглот, Лавруша отдавал должное и Франции, и Австрии, но бредил он — Италией. Подозреваю, что свою коробчатую камеру «Любитель-2» для портретно-студийной съемки приобрел он после той итальянской комедии, где пожилой Марчелло Мастроянни с лупой в руках изучает свой фотоархив — тела минувших дней.

Про собственный архив Лавруша мне не заикался, хотя, казалось бы, сошлись мы дальше некуда. Возможно, недоверчивость была укоренена в нем глубже, чем мог я тогда себе представить. Но возможно также, что молчал он по другой причине. Пыльный чемодан голых девок вступил бы в противоречие с образом Несчастного Однолюба, который Лавруша создавал по ночам, вгоняя меня в сон своими приторными рассказами про итальянку по имени Джианна.

Которая неподражаемо картавила, называя моего сельского соседа: «Лавлик, Лавлик…»

Не от слова «лавр».

От «love»…

Стажерка из Рима. Буйно вьющаяся брюнетка. Не только красивая, но к тому же, судя по огромным очкам, интеллектуалка.

Снимки свои, протягивая через проход, демонстрировал Лавруша селективно. На одном, протянутом к показу, я с удивлением увидел их с Джианой конфидента, которым оказался не кто иной, как Колик — бля! — только молодой! Колик, ни слова мне не проронивший про связь земели с иностранкой, которая была девушкой не только интеллектуальной, но и настроенной антитоталитарно. В СССР, не без риска для себя, Джианна занималась поиском и публикациями на Западе оппозиционной словесности.