Читать «Лебяжье ущелье» онлайн - страница 20

Подсудимой дали два года, принимая во внимание ее положение, условно. О ребенке Ганны, от которого ее заставили избавиться, которому его же родная бабушка росчерком казенного пера подписала смертный приговор, никто даже не вспомнил. Но не это потрясло Ганну. Она сама смутно осознавала, что у нее мог бы родиться сын или дочка. Ребенок не принадлежал ей, не мог быть безраздельно ее. Ей пришлось бы жить с ним под неприветливым родительским кровом, кормить его опять же на деньги родителей или на жалкие алименты от Вадима. Значит, они тоже имели бы право на это маленькое существо. И потом, существо это убавляло бы и без того невеликую долю благ, выпадающих на долю Ганны. Зачем тогда ей ребенок?

В своем эгоистическом трансе Ганна не осознавала даже отношения окружающих, оно уже совсем не ранило ее! Она сразу поняла – все против нее, весь город. Но Вадим! Как жалок, как мал оказался он перед судом, как старательно избегал ее взгляда! А ведь он принадлежал ей, всецело принадлежал!

– Ты мой? – спрашивала она его.

– Весь твой, навсегда…

И вот он, оказывается, в то же время принадлежал другой женщине, Ганна делила его с законной супругой! Девушка даже не могла осудить ее за то, что она сделала. Эта женщина была в своем праве, так искренне казалось Ганне. Жена Вадима защищала свое добро, свое имущество.

Жизнь разделилась на «до суда» и «после суда». В школу Ганна больше ходить не могла. Появилась там только раз, и на обратной дороге выбросила сумку с учебниками в костер – на задворках у гастронома как раз сжигали сломанные ящики. А в тот день, прямо во время первого урока, урока истории, соседка Ганны по парте встала, взяла свой портфель и отправилась на «камчатку», где было свободное место.

– Захарова, это что за фокусы! – возмутилась учительница.

– Я не хочу сидеть рядом с этой… – бросила через плечо Захарова и добавила непечатное.

И историчка ничего ей не сказала, не выгнала из класса, не отправила к директору!

– Садись, Лена. Продолжим урок.

… – С ней нужно что-то делать, – сказала дома мать.

Мать теперь не называла Ганну по имени, а только «она», «бесстыдница», «шалава».

– Позорище такое в доме держать… На улицу выйдешь – все пальцами тычут. Перед людьми стыдно! В школу она теперь пойти не сможет. Или пойдешь, а? Бесстыдница!

– Ладно тебе, мать, ну… – утихомиривал ее отец. – А вот что доктор-то сказал тогда, с этим как?

Ганна вжала голову в плечи – она знала, что отец имеет в виду. Единственный человек, который сочувствовал ей, и не стеснялся в отличие от отца показывать свое сочувствие, был главный врач ожогового отделения. Именно он по большому секрету сказал отцу Ганны, что беду можно поправить, нужно только отвезти девочку в Москву, в институт пластической медицины. Там вживят волосы и уберут шрамы… Ну, или сделают их почти незаметными. Разумеется, это не бесплатно, процедуры будут кое-что стоить. Но денег не жалко, если речь идет о будущем дочери!

Быть может, отец тоже так думал, но денег у него не было. И мать об этом знала.