Читать «Тогда и теперь» онлайн - страница 95

Сомерсет Моэм

Весна в тот год наступила рано, и деревья, одетые зеленой листвой, ковер полевых цветов на изумрудной траве и дружные всходы пшеницы радовали глаз.

Как-то мартовским утром Макиавелли встал с восходом солнца и направился к маленькой рощице. Он дошел до ручейка, устроился на берегу и достал из кармана принесенную с собой книгу. Это был Овидий. С улыбкой Макиавелли начал перечитывать веселые и жизнерадостные стихи, в которых поэт описывал свои любовные приключения. Они напомнили ему его собственные.

— Насколько лучше согрешить и раскаяться, — пробормотал он, — чем сожалеть о том, что не согрешил.

Проголодавшись, Макиавелли пошел домой, чтобы разделить скромную трапезу с женой и детьми. После обеда он отправился в таверну. Там его ждали мясник, мельник и кузнец. Они играли в карты, сопровождая каждый ход криками, шумом, взаимными оскорблениями. И Макиавелли кричал и ругался ничуть не меньше других. Спустились сумерки, и он вернулся домой. Мариетта, беременная в третий раз, кормила сыновей ужином.

— Я думала, ты никогда не придешь, — сказала она.

— Мы играли в карты.

— Кто?

— Как всегда — мясник, мельник и Батиста.

— Зачем тебе эта шваль?

— Они не позволяют заплесневеть моему остроумию, и потом они ничуть не глупее большинства наших государственных мужей и даже порядочнее.

Он посадил на колени старшего сына Бернардо, которому шел четвертый год, и начал кормить его.

— У тебя остынет суп, — напомнила Мариетта. Они ели на кухне вместе со служанкой и батраком. Когда Макиавелли покончил с супом, служанка принесла ему полдюжины жаворонков, поджаренных на вертеле. Он удивился и обрадовался, так как обычно их ужин состоял из супа и салата.

— Откуда это?

— Джованни поймал. И я подумала, что ты с удовольствием съешь их на ужин.

— Ты очень добра, Мариетта.

— За пять лет супружеской жизни я убедилась, что путь к твоему сердцу лежит через желудок, — сухо ответила Мариетта.

— Такая наблюдательность заслуживает жаворонка, дорогая, — улыбнулся Макиавелли, взял одну из крохотных птичек и, невзирая на протесты Мариетты, засунул ей в рот.

— В восторге летят они к небесам, заливаясь пением, а потом в один прекрасный день их жарят и съедают. Вот так и человек с его интеллектом, идеалами и устремлениями в конце концов становится не чем иным, как пищей для червей.

— Ешь, пока они не остыли, дорогой. Поговорить ты еще успеешь.