Читать «В исключительных обстоятельствах 1988» онлайн - страница 6

У Егорова защемило сердце. Ведь вот что наделал этот пригласительный билет. Катя, расчувствовавшись, отдала почти все свои сбережения за френч и косоворотку. А вдруг Егорова все-таки не примут? Даже скорее всего не примут.

Егоров предложил тут же сейчас продать его кургузый пиджачок, чтобы выручить хотя бы часть денег. Но Катя сказала, что сперва починит пиджачок, приведет в порядок, а потом будет видно - может, он и сам его еще поносит. Трепать такой красивый френч во всякое время нельзя.

Возвращались они с базара по одной из главных улиц - бывшей Петуховской, теперь Фридриха Энгельса.

Улица уже готовилась к празднику. Над фасадами домов плескались флаги.

На крышу самого высокого дома - почты рабочие поднимали на веревках портрет Карла Маркса.

- Смотри, Катя, как красиво! И тут еще лампочки к вечеру зажгут, показал Егоров на крышу.

- А чего красивого-то? - не обрадовалась Катя. - Буржуи как были, так и остались. Только название переменилось - нэпманы...

- Это временное явление, временные трудности, - тоном докладчика произнес Егоров. И ему самому не понравился этот тон. Не так бы надо разговаривать с родной сестрой. А как?

Катя сейчас, вот в эту минуту, беспокоится, конечно, не столько из-за новоявленных буржуев, сколько из-за того, что деньги, сбереженные ребятишкам на валенки, уже истрачены, почти все истрачены. И это понятно Егорову. А что касается буржуев и неустройства жизни, тут не все понятно и ему самому, хотя он комсомолец и должен бы уметь все объяснить. Но он не умеет и чувствует себя растерянным и виноватым перед Катей. Уж лучше бы не покупать эту рубашку и френч. Но что теперь делать? Куплены.

- Хорошо вам, мужикам, - опять говорит Катя. - Беспечные вы. Никакой-то заботушки у вас нет. А женщинам ох как трудно! Особенно с детями...

"И мужчинам трудно", - хотел бы сказать Егоров. Но он молчит. Не словами надо успокаивать Катю, а делом - заработком. А когда он будет, заработок?

В ту же ночь Катя перелицевала воротник на френче, срезала малиновые лычки с серебряными птицами, перешила пуговицы. И когда Егоров снова примерил обнову, оглядев его, сказала:

- А этот офицерик, видать, одного роста с тобой был. Тоже, наверно, молоденький. Дурак, поехал воевать в Россию, даже в самую Сибирь. Вот и довоевался.

- Он же не сам поехал, - сказал Егоров, - его послали.

- Все равно дурак, прости меня, господи, - вздохнула Катя. - Теперь где-нибудь лежит закопанный. А ведь тоже, наверно, была у него мать или еще кто-нибудь. Я и про тебя тоже думаю. Радуемся, что поступаешь на работу, а ведь работа какая опасная...

- Сравнила! - возмутился Егоров. - Он же кто, этот офицер? Интервент. Все равно что бандит. А я...

- Ну ладно, ну ладно, - сказала Катя. - У тебя своя голова на плечах. Сам смотри, как тебе будет лучше. А люди, между прочим, выучиваются на счетоводов. И никого ловить не надо. Сиди в тепле, считай себе на счетах.

3

Вечер устраивали не в том помещении, где находился уголовный розыск, а рядом - где управление губернской милиции. И вход был с другого подъезда.