Читать «Арифметика войны» онлайн - страница 13

Олег Николаевич Ермаков

У Глинникова-сына путалось в голове… с кем он познакомился? с каким-то мальцом? на побегушках?..

Старлей, старлей.

Для отца они были мальцами, а новобранцам казались забубенными мужиками.

…и я хочу, чтобы справедливость восторжествовала, – донеслось до Глинникова-сына, и он вынырнул из колбы и с тихим ужасом спросил: какая? К-какая справедливость? Обыкновенная, натуральная, ответил отец непреклонно, ты должен служить в этой газете. А, откликнулся сын, успокаиваясь, он-то испугался, что отец затеет разбирательство нравов – а это бесполезно… Почему? – возразил отец, ты же писал отличные статьи в «Гудок», а это всесоюзная газета! Да какие статьи, заметки… железнодорожные мечтания, промямлил сын. Надо было с собой их взять, они все в коллекции бабкиной. Но я-то откуда знал, что у вас здесь прямо в дивизии газета. Отец помолчал, следя за идущей среди солнечных простыней Таисией Ивановной.

Да мне и так поверили, сказал отец, кротко вздохнув. И завтра Уруз-Мамед отвезет нас с журналистами на Канал. А тебе придется немного поворочать – отец пошевелил короткими пальцами у висков.

И на следующий день Миша Глинников сидел в комнате со стопами чистого выглаженного белья за столом перед окном, смотрел во двор, где пока что ничего не сушилось и во все стороны тянулись бельевые веревки между железных столбов, следил, как быстро сокращаются тени столбов и воздух над асфальтом начинает дрожать, словно в глаза проникает прозрачная игла, в хрусталик, нарушая стройность картинки мироздания с бетонными плитами ограды, веревками и столбами и бестрепетным, беспощадно чистым туркменским небом, – и, может быть, проскальзывает в самый мозг. К полудню этот асфальт размягчится. И весь плац станет странно податлив… Где-то за стенами гудели стиральные машины, бурлила вода. Иногда доносились женские голоса.

Заглянула Таисия Ивановна, спросила, может, водички? Нет, отец обеспечил его всем необходимым: школьной тетрадкой с чистыми страницами, двумя шариковыми ручками, карандашом, стирашкой, двумя бутылками минералки. Ну-ну, сиди, не буду мешать. Вскоре он увидел ее и невысокую девушку, то ли русскую, то ли туркменку, смуглую, хрупко-крепкую и слегка раскосую; они выносили кипы белья в алюминиевых тазах и развешивали его. Руки девушки были худы и особенно смуглы в белоснежной кипени белья. Черные волосы прикрывала косынка. У Таисии Ивановны тяжело качались груди, нагибалась она с трудом – или так казалось, ведь рядом двигалась гибкая серна или как там… газель: руки ее извивались. Глинникову порою мерещилось, что она исполняет какой-то танец. Не для него ли?.. Наверняка Таисия сказала. У парня экзамен… не на жизнь, а насмерть… Вот девушка явно взглянула в окно. За которым сидел узник ненаписанных слов, обливался потом Глинников, хотя ничего и не делал. Сама жизнь была для него трудом. А девушка передвигалась легко, с ее рук вдруг срывались солнечные блики. Глинников размышлял, кто же все-таки она, русская или туркменка? и как ее зовут? А значит, дело шло на поправку? и он уже выздоравливал?