Читать «Следствие ещё впереди» онлайн - страница 39

Коваль начал перечислять многочисленных приятелей и родственников. Рябинин записывал их на отдельном листке и думал, что, по его версии, Коваль должен быть связан с Померанцевым. Но среди знакомых задержанный Померанцева не назвал.

— Теперь расскажите, как вы ударили женщину ножом.

— Я не ударял, — твёрдо заявил Коваль.

— Как это «не ударял»? — удивился Рябинин; удивился откровенно, громко, даже чуть возмущённо.

— Так и не ударял, — повторил задержанный, уперев тяжёлый взгляд в стол.

— Расскажите, как всё получилось.

Коваль помолчал, шевельнул стул и начал говорить, медленно ворочая языком. Рябинин ещё не понял: то ли опасается проговориться, то ли мысль неповоротлива, как и его бульдозер.

— Иду я, значит, по мосткам, а эта женщина, значит, впереди идёт. Ну, я иду, и она идёт, доски под ногами стучат, хлопают, некоторые оторваны… Я трезвый был… почти. Стакан сухонького. Иду сзади…

— Сколько было до неё метров?

— Ну, три, а может, меньше. Может, и больше. Иду, значит… Вдруг она останавливается, глядит на меня… И как подкошенная на доски так и легла. Я думал, сердце или там какая гипертония… Смотрю, кровь… Вот и всё.

— Кто-нибудь сзади шёл?

— Никого.

— А впереди?

— Никого.

— И вы её не ударяли?

— И я не ударял.

— Значит, нечистая, — усмехнулся Рябинин.

— Та зачем она мне? — повысил голос задержанный.

Этим сейчас занимался Петельников — зачем она ему: беседовал с женой, друзьями, сослуживцами, соседями Коваля. Проверяли всю его биографию.

— Семён Арсентьевич, почему вы строите из себя глупого человека? — поинтересовался Рябинин. — Ведь, кроме вас, абсолютно никого не было! Вы и она!

— Це верно. — От волнения Коваль стал употреблять украинские слова.

— Вот видите — це верно. Какой же смысл отрицать?

— Не бил я её.

Коваль даже крякнул от избытка чувств и, махнув рукой, повторил:

— Та не бил я её!

— Тогда кто? Вы должны были видеть.

— Никого не было.

— Вот. Вы здравый человек?

Задержанный кивнул.

— Если двое идут друг за другом, а потом один из них падает порезанным, то, бесспорно, порезал его второй. Не так ли?

Коваль опять согласно кивнул головой, обдумывая это логическое построение.

— Если бы у потерпевшей была пулевая рана, — продолжал Рябинин, — то могли стрелять издали. А тут ножом.

Коваль молчал. Да и нечего было возразить.

— Зря вы, Семён Арсентьевич, не говорите.

— Та не бил я!

— Для меня ведь неважно, признаете вы удар или не признаете: для чего вы это сделали? Или вас научили? Или вас наняли?

— Та у меня и ножа не було!

— Мы его найдём. Где-нибудь там, в досках. Выбросили со страху.

— Та не бил я!

Преступники не признавались часто. Следствие — борьба, а в борьбе допустима и защита. Рябинин не одобрял, когда преступник изворачивался, но всё-таки понимал его — не хотелось садиться. Рябинину даже нравилось опровергать умные версии. Но он злился, когда преступление было очевидным, а задержанный бездоказательно бубнил своё, вот вроде этого, который упёрся, как его бульдозер в скалу.

— Не пойму, на что вы надеетесь, — сдерживаясь, сказал Рябинин.

— Та не бил я!

Рябинин вскочил и упёрся руками в стол, подтянувшись лицом к бульдозеристу.