Читать «Шаманова Гарь» онлайн - страница 16
Михаил Черненок
– За нормального человека, который дорожит собственной жизнью, – спокойно ответил чекист.
– Значит, ради спасения собственной шкуры я должен оклеветать невинного человека?..
– Вы слишком много задаете вопросов. Отвечайте: да или нет?
– Нет! – запальчиво рубанул Иготкин.
– Решение окончательное?
– И бесповоротное!
– Не пожалеете?..
– Никогда! Даже, если к стенке поставите…
Оперуполномоченный долго молчал, словно не мог сообразить, как вести разговор дальше. Видимо, ничего не придумав, он положил в портфель папку, которую ни разу так и не раскрыл. Проскрипел бурками к вешалке у порога. Надел шапку с красной звездочкой и шинель с малиновыми квадратными петлицами. Поверх шинели натянул мохнатую собачью доху и только после этого сказал:
– Ну что ж, Степан Егорович, любопытно было с вами познакомиться… – чуть подумав, вроде бы с сожалением добавил: – Оказывается, живете вы еще в старом измерении. Если не избавитесь от принципиальности, не сносить вам головы…
Ушел оперуполномоченный не попрощавшись, и Степан не понял: к добру это или к худу. Через окно он видел, как чекист сел в кошеву и направил застоявшегося на морозе жеребца прямиком к дому Колоколкина.
«Неужели Иван Михайлович пойдет на поводу у опера и накатает под его диктовку на меня донос?» – мелькнула тревожная мысль. Облокотившись о стол, Степан сдавил голову руками. Задумался. Колоколкин был одним из уважаемых в Лисьих Норах промысловиков. Мужик гордый, зажиточный. Зря его подозревали в темных связях с Шаманом. И все из-за того, что не любил таежный следопыт оправдываться. Вспыльчив был, как порох, но и отходчив. Не носил злобу за пазухой. Побузив на первом собрании, когда создавалась промысловая артель, Иван Михайлович после удачливого сезона оценил выгоды коллективной охоты и добровольно вошел в общее дело.
«Что за жизнь такая пошла, бестолковая? Отчего беда за бедой валится на меня? Кому я заступил дорогу? Или Господа Бога ненароком обидел?» – мучительно рассуждал Иготкин и ни на один свой вопрос не находил ответа.
Вспомнилась последняя встреча с Чимрой. Прошлой осенью Степан приезжал в «Сибпушнину» заключать договор на предстоящий зимний сезон. Федос выглядел тогда болезненно. Лицо его было усталым, с набрякшими отеками под глазами и покрасневшими, словно от бессонницы, веками. Заговорили о промысловых планах. Степан посетовал, что по всему Чулыму началась массовая вырубка прибрежной тайги. Лес без разбору валят заключенные Сибирских лагерей, коротко окрещенных в народе «Сиблагами». А Сиблагов этих вдоль Чулыма становится все больше и больше. Сколоченные на скорую руку бараки, обнесенные колючей проволокой и сторожевыми вышками, с реки не видны, будто и нет их вовсе. Скрываются они в тайге, и на много верст вокруг лагерей запрещен охотничий промысел. Да и всякая живность разбегается от лесопорубок.
– Скоро вообще негде будет промышлять, – пожаловался Степан.
– Да, браток, круто, очень круто завинчивают нам гайки, – с тяжелым вздохом согласился Чимра. – Царские опричники Малюты Скуратова кажутся слепыми котятами по сравнению с всевидящими борзыми из НКВД. Если и дальше так будет продолжаться, то советское бесклассовое общество вот-вот разделится на две равные половины: заключенных и охранников.