Читать «Иероним» онлайн - страница 227

Виктор Шайди

– Ваша светлость… Олаф… умирает… вас просит…

– Кто?

– Олаф… Помните, ему в грудь попало копье? – Из карих глаз хлынули слезы.

– Иду! – Я вскочил с ложа.

В потемках порывшись в рюкзаке, развязал узелок и, зажав в ладони колючий кристаллик, выскочил наружу. Темная звездная ночь коснулась бархатными холодными пальцами обнаженного торса. Мурашки гурьбой побежали по спине. Возвращаться за одеждой нет времени, и в одних подштанниках, босиком я устремился вслед за мельтешившей в пламени факела девичьей фигуркой. Мокрая трава беспощадно хлестала ступни.

– Накиньте хоть плащ!.. – прокричала мне в спину Каталина.

Секунды сумасшедшего бега, и хлопающее пламя факела выхватило из тьмы навес, под которым лежали раненые. Олаф метался в бреду. Открытое круглое лицо покрылось смертельной бледностью с крупным бисером пота. Ресницы дрожали. Слипшиеся, мокрые от пота темно-русые волосы змеями спускались на серую в бурых пятнах тряпичную повязку, прикрывающую грудь.

– Мой лорд, – прошептали синюшные губы, – я умираю…

Склонившись над парнем, я почувствовал смердящий запах гниющего мяса.

– Кинжал!

Цинна хлопала заплаканными глазами, что-то бессвязно бормоча.

– Кинжал! – что есть мочи проорал я, и раненые зашевелились, отползая от умирающего товарища.

Трясущейся рукой Цинна подала темное лезвие. Звук разрываемой ткани – и пляшущее пламя факела осветило почерневший шрам на белой груди парня. Вонь гниения ударила в ноздри.

Гангрена?! Почему так быстро? Еще днем шрам был розовый!

– Я умираю… мой лорд… – Сквозь капли пота на лице несчастного проступала восковая маска смерти.

Нет! Только не это!

Адреналин ударил в голову, заставив учащенно забиться сердце. Холод ночи бросил в дрожь, и я, схватив Олафа за плечи, прильнул к мертвенно-бледному лицу. Глядя в стекленеющие серые глаза, прошептал:

– Жить хочешь?

– Да, – чуть слышно слетело с губ.

С хрустом отломив шип от кристалла души, я воткнул блестящий осколок в грудь умирающего, накрыв ладонью. Тело Олафа изогнулось в конвульсии. Пальцы обожгло вспышкой боли. Яркий свет волной прошел по холодеющему телу парня, осветил пространство, выхватив удивленные лица раненых. Волосы на голове Олафа моментально высохли, и ночной ветер сдул белое облачко пара. Широко раскрылись серые глаза, отражая безумный огонь боли, и дикий крик огласил ночь. В лесу завыли волки, вторя нечеловеческому воплю. В лагере, гремя доспехами, вскакивали воины.

Остекленевшие глаза Олафа закрылись, и тело вытянулось, обмякая под моей ладонью, дико пульсировавшей болью. Рот больного приоткрылся, тяжело выдохнув облачко искрящегося пара. Капли пота на лице Олафа замерзли, превратившись в хрустальные частички льда. В воздухе запахло первым снегом. На побелевших восковых щеках парня проступал розовый румянец. Пот таял, ручейками сбегая по лицу несчастного. Отдернув руку, я уставился на огромные пузыри ожогов, покрывшие ладонь. Грудь раненого ритмично вздымалась и опускалась, черный шрам покрылся серым пеплом. Ночной ветерок озорно подхватил мелкую седую пыль и, закружив в вихре, сдул с абсолютно чистой груди Олафа. Глаза парня открылись.