Читать «Любовь Психеи и Купидона» онлайн

Жан де Лафонтен

Жан де Лафонтен

Любовь Психеи и Купидона

От редакции

«Любовь Психеи и Купидона», (1669) повесть знаменитого французского баснописца Жана де Лафонтена, представляет оригинальную творческую переработку известной сказки Апулея об Амуре и Психее из его романа «Золотой осел».

Традиционный сюжет этой древней сказки модернизован Лафонтеном в духе и стиле литературы французского классицизма XVII века. Сказочная фантастика окружена шутливой иронией автора. Его жизнерадостный гуманизм продолжает традиции французского Ренессанса и во многом предваряет философское свободомыслие Вольтера и «просветителей» XVIII века. Легкое и изящное повествование, в котором проза перемежается со стихотворными партиями, отличается высокой поэтичностью, вызывавшей восхищение Пушкина и его современников и сохранившей свое обаяние и для нашего времени.

Рассказ вставлен в рамку своеобразного эстетического комментария — в форме беседы между Лафонтеном и его приятелями, поэтами Буало, Расином и Шапелем. Собеседники скрыты под именами Полифила, Аргуса, Аканта и Геласта. Споры между ними не только излагают суждения автора о своем замысле, но попутно затрагивают и более широкий круг проблем эстетики и поэтики французского классицизма.

Любовь Психеи и Купидона

Ее светлости герцогине Бульонской

Не без некоторой самонадеянности, сударыня, посвящаю я вам это произведение; оно, разумеется, не лишено недостатков, несомненно ему присущих, и дар, мною вам подносимый, не обладает достоинствами, освобождающими меня от опасений; но поскольку вы, ваша светлость, известны своей справедливостью, вы, во всяком случае, не осудите моего доброго намерения. Вельможу трогает не ценность подношений, которые ему делают, а усердие, с которым преподносятся дары и которое придает им подлинную их цену в глазах существа с душою, подобной Вашей.

Но, ваша светлость, какое право имею я называть дарами то, что является лишь самым простым выражением признательности? Уже с давних пор монсеньер герцог Бульонский осыпает меня милостями, которые тем более велики, чем менее я их заслуживаю. По природе своей я не способен делить с ним его труды и опасности — эта честь выпала на долю лиц, более взысканных судьбою, чем я. Мой же удел — всей душою желать ему славы и способствовать ей в тиши моего кабинета, в то время как он оглашает самые отдаленные края свидетельствами своей доблести, шествуя по стонам своего дяди и предков на том поприще, где они проявили себя с таким блеском и где долго еще будут славиться их имена и подвиги. Я мысленно рисую себе, как наследник этих героев ищет опасностей, покуда я наслаждаюсь праздностью и забываю о ней лишь ради служения музам. Бесспорно, я — редкий счастливец: принц, столь приверженный к ратным трудам и столь чуждый изнеженности и бездеятельности, так благосклонен ко мне и оказывает мне столько милостей, как если бы я посвятил всю свою жизнь служению его особе; признаюсь, ваша светлость, что я чувствителен к таким вещам. Я счастлив оттого, что его величество король дал мне господина, которого сколько ни люби, все будет недостаточно, и несчастен от сознания, что столь мало могут быть ему полезен!