Читать «"Я у себя одна", или Веретено Василисы» онлайн - страница 9

И поразительно, как мало мы об этом знаем. Притом знание наше основано на самых карикатурных примерах. Вроде какой-нибудь полуслучайной кон­ференции под Москвой, где американские феминистки всерьез, что называ­ется, из тяжелых орудий распекают российских женщин за пользование косметикой "в угоду угнетателям". Или вроде довольно распространенного наблюдения про то, что "этим" ни дверь открыть нельзя, ни чемодан поднес­ти. За что, разумеется, другие женщины на них очень сердиты — и так-то насчет чемодана не допросишься, а уж с этой "новой нормой"...

Заметили ли вы, что всякое движение, ставящее под сомнение привычные правила, всегда в своем авангарде густо заселено людьми энергичными, красноречивыми и... как бы это выразиться... не совсем приятными в об­ращении? А иначе и быть не может: для того чтобы поставить под вопрос устройство мира, надо быть в состоянии этому миру противостоять, а такое занятие не для "душечек". "Душечки" собирают результаты изменений че­рез 15—20 лет и даже не задумываются о том, откуда они взялись. Но это я так, к слову.

А вот — прямо по теме. К вопросу о недопустимости поднесения чемода­нов и пропускания вперед в дверях. Я не думаю, что блистательная пара Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, например, играли в эти игры. Оба для этого были слишком умны, цивилизованны. И, что особенно важно, оба профессионально выражали свои мысли в текстах. Зачем человеку, способ­ному аргументированно спорить и рассматривать любой вопрос с разных сторон, выражать себя через гордый отказ от помощи поднести чемодан или иной столь же однозначный жест? Зачем той, которая может что-то рассказать миру словами, упрощать свое поведение до плакатной, "листо­вочной" формы?

Но вот и парадоксальный результат: про какую-нибудь дурищу из штата Айова, назидательно пыхтящую в "Шереметьево-2" со своим барахлом (в знак самодостаточности), мы знаем. Рассказывали знакомые, что-то мель­кало в прессе. В общем, что-то известно. А про Симону де Бовуар, не годя­щуюся в персонажи анекдота, — не знаем. Ее феминизм слишком умен и непрост, она бесстрашно заглядывает в такие "углы", от которых нам не по себе. Как насчет честного, до кома в горле, анализа отношений долга-люб­ви-ненависти между матерью и дочерью? Или поразительного по бесстра­шию описания женского старения — его психологии, социологии, физио­логии? Не знаем мы и того, что в современной литературе сам термин "фе­минизм" давно уже употребляется во множественном числе, поскольку возникло множество "толков" и направлений, в том числе взаимоисключа­ющих. Так что, по идее, возникает вопрос: если говорить о феминистской идее, то о какой? Ну не о чемоданах же, в самом деле! Ничего этого мы не знаем. Самое занятное, что и феминистская психотерапия, с ведущими ра­ботами и представителями которой, по идее, профессионалам следовало бы быть знакомыми, в отечественной "карте местности" отсутствует. Обесце­нивание и вытеснение — это, между нами говоря, психологические защи­ты... Интересно, почему?