Читать «Психопат-тест» онлайн - страница 97

Я размышлял над словами Адама: «Мы все этим занимаемся. Мы ждем… сокровищ. А сокровища, как правило, оказываются безумием». Мы оба исходили из того, что журналисты занимаются этим, движимые профессиональным инстинктом. У нас у всех есть внутреннее представление о том, в чем состоят характеристики хорошего интервью, и мы меньше всего задумываемся, проявляются ли данные характеристики в каких-то клинических симптомах психических расстройств.

Но я внезапно задался совершенно иным вопросом: а что, если кто-то из нас, журналистов, пойдет противоположным путем? Что, если кто-то из нас догадается, что люди, страдающие некоторыми психическими расстройствами, являются идеальным объектом для интервью, и разработает эффективные скрытые методы их выявления в духе методов Боба Хейра?

Поэтому в течение нескольких следующих дней я занимался тем, что опрашивал своих знакомых – редакторов, ответственных за подбор участников ток-шоу, телевизионных продюсеров.

И вот благодаря этим своим изысканиям я и познакомился с Шарлоттой Скотт.

Шарлотта живет в старом, очень милом, идиллического вида низеньком домике в графстве Кент. В уголке комнаты мирно посапывает ее двухмесячный малыш. В настоящее время она находится в отпуске по уходу за ребенком, но со своей работой на телевидении Шарлотта покончила еще раньше. Она решительно настроена никогда больше туда не возвращаться.

Когда-то Скотт, по ее словам, была идеалисткой. Она мечтала заниматься журналистскими расследованиями, но потом обстоятельства сложились так, что она оказалась на британском шопинговом канале <bid-up.tv> в качестве ассистента режиссера. «Моя блистательная карьера», – со вздохом говорит Скотт. Однако через какое-то время Шарлотта совершила значительный скачок вверх, от рекламы к мейнстриму, и стала заниматься подбором участников для телепрограмм, в которых члены больших семей, погрязшие в дрязгах и проблемах, орут друг на друга на глазах у студийной аудитории. Старые друзья иронизировали по поводу ее карьерного восхождения, но она считала их снобами. Скотт занималась журналистикой для простых людей. Да и, как бы то ни было, в ее шоу поднимались острые социальные вопросы. Наркотики. Инцест. Супружеская неверность. Трансгендерные проблемы. И тому подобное. Она начала больше общаться с коллегами по профессии, нежели со своими старыми университетскими друзьями.

– И в чем состояла ваша работа? – спросил я.

– У нас была горячая линия, – пояснила Шарлотта. – Члены семей, находившиеся в сложном положении и желавшие появиться на телеэкране, звонили на нее. Я должна была периодически звонить им в течение нескольких недель, даже в том случае, если они передумали и решили не выступать в нашей передаче. Шоу должно было состояться любой ценой.

Конечно, многие должности связаны с постоянными звонками клиентам. И подобная работа всегда имеет разрушительные последствия для психики того, кто ею занимается, однако назвать ее необычной или какой-то исключительной нельзя.

– Честно говоря, это было ужасно, – призналась Шарлотта. – После университета…

Поначалу трагические подробности человеческих жизней, которые она вынуждена была выслушивать, подавляли и психологически изматывали ее. Но чтобы стать хорошим исследователем, необходимо научиться быть жестким и сосредоточенным, и Скотт нашла способы отстраняться от несчастий потенциальных участников передач.

– Мы стали смеяться над ними, – сказала Шарлотта. – Целыми днями. Только так и можно было выдержать. Потом вечерами мы шли в бар и там продолжали надрывать животы от хохота.

– И какие же шутки вы отпускали на их счет? – спросил я.

– Если у них имелись дефекты речи, это становилось настоящей находкой, – ответила она. – Мы транслировали их речь через громкоговорители, собирались вокруг и дико хохотали.

И, как и следовало ожидать, Шарлотта очень скоро начала «ощущать стену отчуждения между собой и человеком на противоположном конце провода».

Конечно, очень многим людям приходится избавляться от излишне гуманного отношения к своим клиентам, находить способы уменьшать эмпатию, степень сочувствия и даже отделываться от угрызений совести: в противном случае они будут просто не способны достаточно эффективно выполнять свою работу. Возможно, именно по этой причине среди студентов-медиков распространена странная «шалость» – бросание друг в друга частями человеческого трупа.

Однако по-настоящему успешной Шарлотту сделала одна находка. Как-то еще в самом начале карьеры Скотт осенило, что самыми интересными участниками ее передач являются те, кого можно было назвать хоть в каком-то смысле немного сумасшедшими. И однажды она поняла, что существует гениальный в своей простоте способ выявлять таких людей. Ее метод был гораздо более прост, нежели опросник Боба Хейра, но для достижения цели не менее эффективен.

– Я спрашивала, какие лекарства они принимают. Они давали мне список. Затем я заходила на медицинские сайты и выясняла, при каких заболеваниях применяют эти медикаменты, после чего оценивала, подходит ли мера их безумия для участия в нашей передаче или они слишком безумны для нее.

– То есть в меру ли они безумны?

– Да, именно так, – подтвердила Шарлотта.

– А что означало – слишком безумный? – спросил я.

– Шизофрения, – ответила Шарлотта. – Шизофрения была под полным запретом. Так же, как и психозы. Если человек проходил лечение литием от психозов, мы опасались приглашать его на передачу. Тут имелась вероятность непредсказуемых последствий: он вполне мог после участия в передаче, вернувшись домой, покончить с собой. – Шарлотта помолчала. – Хотя… если сюжет намечался по-настоящему чудовищный – под «чудовищным» я подразумеваю некий крупный семейный скандал, на котором можно построить действительно будоражащее шоу, – мы воздерживались от приглашения только в случае слишком явного безумия.

– А что означало « в меру безумный »? – спросил я.

– Прием прозака, – ответила Шарлотта. – Прозак – универсальное лекарство. Человек расстроен, подавлен. Спрашиваю: «Чем вы расстроены?» – «Я расстроена тем, что мой муж обманывает меня, поэтому я пошла к врачу и он прописал мне прозак». Великолепно! Я понимаю, что у нее не катастрофическая форма депрессии, но достаточная для того, чтобы пойти к врачу, и что она предельно взвинчена и обозлена.

– А вы чувствовали разочарование в тех случаях, когда обнаруживали, что ваши вероятные клиенты вообще не принимают лекарств? – спросил я. – И если они их не принимали, не означало ли это, что они недостаточно безумны, чтобы быть интересными?

– Именно так, – подтвердила Шарлотта. – Идеальным для нас было, если они принимали что-то вроде прозака. Если же они не принимали ничего вообще, то можно было сделать вывод, что они недостаточно безумны.