Читать «Психопат-тест» онлайн - страница 144

История отделений тяжелых и общественно опасных личностных расстройств началась летним днем 1996 года. Лин Рассел прогуливалась по сельской дороге вместе со своими дочерьми Меган и Джози и собакой Люси, как вдруг заметила, что за ними из своей машины наблюдает какой-то мужчина. Он вылез из машины и попросил у них денег. В руках у него был молоток.

– У меня нет денег, – сказала Лин. – Но я могу сходить домой и принести.

– Нет, – ответил мужчина и начал бить их молотком. Он забил их всех до смерти. Выжила только Джози.

Убийцу звали Майкл Стоун, и он был уже известен как психопат. Он несколько раз до того сидел в тюрьме. Однако в соответствии с законом дольше определенного судом срока можно удерживать только тех заключенных, чьи психические расстройства рассматриваются как излечимые. Психопаты считались неизлечимыми, поэтому Стоуна постоянно отпускали на свободу.

После вынесения приговора по делу об убийстве семьи Рассел правительство приняло решение создать несколько лечебных центров – «лечебных центров» , в версии Брайана, который изобразил кавычки жестом – для психопатов. Вскоре был открыт ряд отделений тяжелых и общественно опасных личностных расстройств. В течение следующих десяти лет практически никого из помещенных туда пациентов на свободу не выпустили. Если вы попадали в отделение, шанса выйти оттуда у вас, по сути, не было.

– А кстати, – сказал Тони. – Я кое о чем хотел вас попросить. Об одном одолжении.

– И о каком же? – спросил я.

– Когда вы будете писать обо мне в своей книге, пожалуйста, назовите меня моим настоящим именем. Не надо никаких глупостей о каком-то там «Тони». Назовите меня моим настоящим именем.

Центр под названием «Загон» был чистенькой, приятной, современной крепостью умиротворяющего соснового цвета, надежно охраняемое отделение внутри не менее надежно охраняемого учреждения. Освещение – чрезмерно, ослепительно яркое: это для того, чтобы нигде не возникало никаких теней. Стены – пастельно-желтого цвета, столь невинного, что он был почти и незаметен. Единственными яркими штрихами посреди этой безмятежности оставались красные кружочки многочисленных тревожных кнопок. Они располагались на всех стенах на одинаковом расстоянии друг от друга. Центральное отопление издавало звуки, похожие на долгие громкие вздохи.

Охранник усадил меня на пластиковый стул прямо под тревожной кнопкой в унылого вида коридоре, который был похож на коридор в только что отстроенной гостинице «Трэвел инн».

– Не бойтесь, – сказал он, хотя никаких признаков страха я вроде бы не проявлял. – В эту часть здания никто из пациентов не пройдет.

– А где находятся пациенты? – спросил я.

Он кивнул в направлении противоположного конца коридора. Там располагалось нечто вроде комнаты наблюдения. За ней, за толстым прозрачным стеклом, находились две большие, чистые, ничем не примечательные, но хорошо просматриваемые палаты. По ним бродили несколько человек – психопаты. Они ели шоколад и любовались живописным холмистым пейзажем, расстилавшимся за окнами. Где-то там, за заснеженными пространствами, находились Виндзорский замок и ипподром Аскот.

Час тянулся долго. То и дело заходили медбратья, медсестры и охранники, которые здоровались и спрашивали, кто я такой. Я отвечал, что друг Тони.

– О, Тони! – воскликнул один медбрат. – Я знаю Тони.

– И что вы о нем думаете? – спросил я.

– У меня есть своя очень четкая и определенная точка зрения относительно него, – ответил он. – Но высказывать ее вам мне бы не хотелось.

– Ваша точка зрения относительно Тони определенно положительная или определенно отрицательная? – спросил я.

Он бросил на меня многозначительный взгляд, в котором ясно читалось: «Я вам ничего не скажу».

Прошло еще какое-то время. Теперь нас в коридоре было четверо: я, медбрат и два охранника. Все молчали.

– Для меня большая честь – посетить ваше учреждение, – сказал я, нарушив молчание.

– В самом деле? – хором произнесли все трое, с удивлением посмотрев на меня.

– Ну… – пробормотал я, – это, конечно, несколько странно… но ведь посторонних, как правило, сюда не пускают.

– У нас есть несколько свободных мест, если желаете, – заметил медбрат.

Внезапно все пришло в движение. Какие-то люди входили и выходили – адвокаты, медперсонал, психиатры, судейские работники, охранники, – торопливо проходили мимо, некоторые отходили в сторону и вели приглушенные и, по-видимому, очень важные разговоры, кто-то второпях звонил кому-то по телефону – и исчезал в специальных помещениях.

– Здесь всегда такая суета? – спросил я у охранника.

– Нет, совсем наоборот, – ответил тот. Казалось, происходящее его тоже удивляет. Он сидел, вытянувшись, на своем стуле. – Как-то все необычно. Что-то, наверное, случилось.

– Это связано с Тони?

– Не знаю, – отозвался он, потом встал. Его взгляд растерянно метался по коридору. Однако никто, по всей вероятности, не собирался обращаться к нему за помощью в том серьезном деле, которое разворачивалось вокруг, и потому охраннику ничего не оставалось, как вновь тяжело опуститься на стул.

Рядом со мной остановился какой-то человек и представился:

– Энтони Мейден, лечащий врач Тони.

– О, здравствуйте, – сказал я. Мы уже два года переписывались с ним по электронной почте, но лично еще ни разу не встречались.

Энтони Мейден был главным врачом отделения тяжелых и общественно опасных личностных расстройств. Он выглядел моложе, чем я его представлял, немного неряшливее – и в целом приятнее.

– У нас сегодня суматошное утро, – заметил он.

– Из-за Тони? – спросил я.

– Все, возможно, прояснится или не прояснится через какое-то время, – ответил он. Потом быстрым шагом проследовал дальше.

– Эй, – окликнул я врача. – Тони хочет, чтобы я в своей книге назвал его настоящим именем.

Мейден остановился.

– А, – сказал он.

– Но что, если когда-нибудь в будущем он все-таки выйдет из больницы, – предположил я, – и его работодатель прочитает мою книгу? Не повредит ли это Тони? Что будет, если все узнают, что он провел полжизни в отделении тяжелых и общественно опасных личностных расстройств в Бродмуре?

– Да, конечно, – отозвался Мейден.

Я понизил голос:

– И еще меня беспокоит вот что: вдруг он хочет, чтобы я назвал его в своей книге настоящим именем из-за пункта «2» в опроснике Хейра – «Преувеличенное чувство собственной значимости»?

Мейден просиял. Он как будто хотел сказать: «Вот видите, вы и сами все прекрасно поняли».

– Совершенно верно! – произнес он вслух.