Читать «Месть смертника. Штрафбат» онлайн - страница 122
Руслан Сахарчук
Надолго замолчали. Наконец Смирнов заговорил:
– У меня такая работа, – сказал он. – Чаще всего я не знаю, для чего нужно каждое конкретное задание. В стратегические, а уж тем более тактические детали меня обычно не посвящают. Но я знаю, за что я воюю в целом. Понимаешь?
– Кажется, да.
– Я воюю за родину, за землю, за то, чтобы мы могли мирно жить и растить детей на своей земле. Лишь это важно: знать главное. Тогда на все препятствия на пути к большой цели смотришь лишь как на препятствия. Как на враждебные происки. Например, Лысенко. Он открыто ушел из группы – и поставил под угрозу выполнение важного задания, которое, глядишь, на один шаг приблизит нас к победе. Это не Телятин и не Гвишиани – оба смылись ночью, и у обоих хватит сноровки не попасться немцам хотя бы сутки. А с нашим чемпионом было другое. У него просто не выдержали нервы. Значит, он – препятствие, мешающее нам сделать шаг к победе. Значит, он такой же враг, как любой фашист. И даже более опасный, потому что сейчас может причинить больше вреда, чем любой рядовой фашист.
– Я тебя понял, Миша, – сказал Белоконь. – Большое спасибо.
– Пожалуйста. Я не договорил. Если у тебя возникают какие-то сомнения и тебя гложут странные мысли, думай об общем благе, и все станет на свои места. О большой цели. Малые жертвы на пути к ней – это нормально. Чем больше мы их принесем, тем быстрее придем к победе. Здесь то же самое, что и со строительством коммунизма – нужно двигаться, переступая через отдельных людей, к общему светлому будущему.
– Ясно. Ничего другого я и не ожидал.
– У тебя другое мнение? Мой тебе совет на будущее – держи его при себе.
– Да держу, держу… Считаешь, что у нас есть будущее?
– Конечно. Вот выполним задание и будем прорываться к своим. У нас для этого есть все необходимое.
– Но мы ведь не должны вернуться…
– Не должны мы, а! А кто нам запретит? Вернемся героями – глядишь, живыми не похоронят. Еще куда-нибудь отправят. У меня, Конский, вся жизнь такая. С самого плевого задания возвращаешься – языка взять, да просто пощекотать немцев, – а тебя тут же к особистам волокут – за каждую минуту отчитываться. Не знаешь, чего нам тут не хватает?
– Спирта? – спросил Белоконь наугад.
– Нет, не спирта. На задании не пью и тебе не советую. А не хватает нам какого-никакого самолета. Глядишь, ночью бы фашистские позиции перелетели. У них там, правда, зенитчиков, что вшей на красноармейце…
К девяти вечера, когда Белоконь уже потерял последнюю надежду встретить на этой жуткой пустынной дороге хоть какого-нибудь графа, когда все ближе подкрадывалась безнадега, когда солнце выжгло тело до полного безразличия к дальнейшей судьбе, когда закончились папиросы, а воды осталось на пару глотков, от рощи отделился автомобиль.
Начинало смеркаться, но было еще достаточно светло. Автомобиль светил фарами – и даже по ним было видно, что это не армейский внедорожник, а роскошная генеральская машина. Белоконь едва удержался от стона облегчения. Вот он, родимый! «Люся, Ирочка, Света, Славик, я вас не подведу! – мысленно кричал он. – Только не теперь!»