Читать «Одесский фокстрот» онлайн - страница 90

Я отпущу на волю хрюкающего, эйфоричного, обожратого мопса. Мне навстречу выйдет Лена, сияя глазами. Блеск её глаз после какой-то из порций спиртного уже несколько стеклянный. Но это неважно. Потому что она не спит. И рада меня видеть. Она всегда рада меня видеть, чтобы ей там ни нашёптывали в уши. Нас с ней многое связывает. И наши недолгие размолвки, связанные с моей потребностью нести правду и с её неспособностью эту правду воспринять, лишь утверждают нашу с ней какую-то воистину экзистенциальную взаимосвязь.

Из-за Лены выскочит Аркан. И накинется на меня с объятиями и попытками облобызаться взасос. Когда Аркан напивается – ему всё равно, с кем целоваться взасос. Может, подсунуть Аркану мопса? Но я слишком люблю собак. Потому мопс отпущен на волю (оглянуться, не открыл ли кто ворота). Аркан как-то вырывал мне зуб. И не раз анестезировал мою ротовую полость. У него лёгкая рука. Я оставалась довольна его манипуляциями с моими зубами и моими слизистыми. Я не очень понимаю, как можно накидываться с поцелуями взасос на человека, в пасти которого ты орудовал иглами и щипцами, но Аркан непременно накинется. Из-за Аркана выскользнет его тихая жена Оксана. И начнёт умоляюще-привычно волынить про «Аркаша, пишлы до дому!» Тихо и умоляюще – потому что у Аркана в отношении Оксаны рука тяжёлая. Они давно муж и жена. У них двое детей: девочка и мальчик. Отличники, умницы, послушные детки, мамина и папина радость и гордость. Дом – полная чаша. И тяжёлая рука Аркана в придачу. А Оксане «некуда деваться». Любимая женская отмазка. Когда женщине деваться никуда и не хочется. Как-то давным-давно, когда все мы были моложе, а некоторые из нас – легче на подъём тяжёлой руки, – я спросила Оксану, читала ли она «Кукольный дом» Ибсена? И знает ли она, кто такая Нора? Оксана не знала. Оксана говорит по-малороссийски (не путать с «по-украински»), а Ибсен – он писал по-английски. Тому, что её дети отлично говорят и пишут и по-русски, и по-украински, и по-английски, – Оксана радуется и гордится. И вообще: у неё есть муж, дом, работа и дети-отличники. А тихо, умоляюще поныть, когда муж кидается на всех подряд с засосом наперевес, Оксане не сложно. В привычку вошло. В характер. В судьбу. Сейчас Оксана, кстати, знает, кто такая Нора. Точнее – откуда. Нора – это «из Гоцмана».

Я отобьюсь от Аркана, пообещав ему «злой собакен яйца клац-клац!». Оксана попытается его утащить хотя бы в дом Петра Ивановича. Чтобы оттуда пытаться тащить домой.

Блеск Ленкиных глаз станет просто-таки хрустальным. Мы выпьем прямо под навесом за дворовым столиком, рядом с безмятежно храпящим Серёжей Берёзой. Просто так выпьем. Не за её сына. Она любит своего сына. Ей обидно, что он такой. Не отличник. Не добрый. Не гордость. Не помощник. Если бы она его меньше баловала, меньше потакала, меньше подавала этому лосю завтрак в постель, меньше орала матом и меньше бы сгружала в него денег, и почаще бы и на подольше отправляла бы к папе – возможно, был бы толк. Если бы она могла быть ровнее… Не старайтесь сделать детей лучше – становитесь лучше сами. Дети всё равно будут похожи на вас. Старая англосакская мудрость.