Читать «Одесский фокстрот» онлайн - страница 83

Выйдя опустошённой и – как следствие – смелой, я кинула в продавщицу:

– Никогда не бывать Одессе не то что европейским, а даже латиноамериканским городом, пока верного своим многолетним привычкам туриста не пускают поссать!

Вот так вот! Я даже обозвалась туристом. Чего не позволишь себе ради красного словца, правда?

Люся-Лера-Гала презрительно поджала губы.

– Спасибо! – нежно и даже ласково сказала я охраннику, принимая у него обратно пакет со своим бухлом.

– Да что вы! Не за что! – нежно и даже ласково ответил он.

В состоянии некоторого культурного шока я вышла из магазинчика и двинула в Пале-Рояль. Хотя мне надо было в другую сторону. И вроде только вчера я уже сидела в дождливом Пале-Рояле, поднявшись туда по чугунной лестнице.

Но мне и сегодня, в солнце, стало резко необходимо посидеть там. В этом маленьком очаге абсолютного покоя посреди этого не то чтобы большого, но крайне шумного и противоречивого города. Где продавщицы невежливы, а охранники – милы. И где хозяин лично беспокоится об ущемлении прав как граждан в целом, так и постоянной платежеспособной целевой аудитории его собственной лавчонки в частности.

С пакетами в руках и с сумой на плече я дошла по Ланжероновской до Екатерининской и вошла в Пале-Рояль через одну из арок, сохранившихся со времён Торричелли.

И вот торчу тут уже битый час, созерцая прохожих, приезжих, собак, котов и посетителей «Maman». Не забывая прикладываться к напитку и растению силы поочерёдно.

А те, что про «памятник двум лесбиянкам», и не в курсе, что жена Воронцова пригласила садовода – или как сейчас бы сказали: «ландшафтного дизайнера» – из самого городу Парижу. И платаны Пале-Рояля посажены им не абы как, а в виде Андреевского креста. Они же не видят в свои во-о-от такенные объективы, что аллеи Пале-Рояля разбиты диагонально. А и увидели бы – что бы поняли? Определённо, пора вводить права на управление фотоаппаратами. Хотите пощёлкать затвором в Пале-Рояле? Извольте выучить, что Пале-Рояль – примыкающий к Оперному театру тенистый сад, спрятавшийся внутри каре окружающих зданий. Сад был разбит на месте бывшего плац-парада по Ланжероновской улице, который переместили на Соборную площадь, против гауптвахты, а затем еще дальше – на Куликовое поле. По трём сторонам периметра площади плац-парада, позади старого театра, выделили неширокую полосу земли, разделили её на отдельные участки и отдали купцам под лавки. А лавки эти построил единым ансамблем, в виде П-образного каре зданий, Торричелли в 1842–1843 годах. Фасады лавок, обращённые к Екатерининской и Ланжероновской улицам, стали непрерывной ордерной аркадой. На Екатеринскую выходило шестнадцать огромных арочных окон, а торцы ансамбля выделялись встроенными окошками в обрамлении плоских портиков. Архитектурный ансамбль был задуман как роскошный браслет, а кистью руки стало здание старого театра. Новые торговые ряды одесситы, помешанные на аналогиях с Парижем, в просторечии именовали Пале-Роялем, что обрело позже официальный статус. И залётное название так органично связалось с этим уголком города, так легло одесситам на душу, что большинство и не заметило, как название официально отменили лет эдак на сорок, в течение которых – с середины пятидесятых до середины девяностых двадцатого – Пале-Рояль именовался… сквером имени Чарльза Дарвина. Я не шутила.