Читать «Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства» онлайн - страница 179

Подобный анализ противоречит выводам западных исследователей, изучающих исламские общества в историческом, антропологическом и религиозном аспектах и подчеркивающих, что «классического», первозданного или эссенциализированного ислама, который бы определял политическую активность мусульман, не существует вовсе. Согласно этой трактовке, ислам представляет собой скорее систему интерпретаций, внутренне разнообразную и полифоничную, внутри которой могут дискутироваться и оспариваться даже основные его постулаты. Тот факт, что ислам не превратился в Церковь, свидетельствует о том, что исламская традиция сохраняет значительный заряд плюрализма – даже больший, чем в других семитических религиях. То, что подразумевают под исламом сами мусульмане, зависит от конкретного контекста. Все они ощущают бремя собственных исторических традиций, которые и определяют не только их отношение к исламу, но также и то, какие институциональные формы эта религия принимает в обществе и какую роль играет в построении социальной идентичности.

Современное положение ислама в Средней Азии может быть осмыслено только в контексте советской истории. Настойчивые попытки советского государства, направленные на секуляризацию и насаждение этнонациональных идентичностей, имели следствием значительные изменения в жизни среднеазиатских обществ. После распада Советского Союза регион был вовлечен в процесс реисалмизации, который, будучи не до конца естественным по своему характеру, остается контекстуально (и институционально) связан со структурами, унаследованными от советской эпохи, а также с мировой конъюнктурой, специфичной для начала ХХI столетия.

Ислам в годы советского правления

В отличие от нерешительных правителей имперского периода, большевики энергично приступили к целенаправленной реализации утопического проекта радикальной трансформации общества и личности. Двадцатые годы прошлого столетия вошли в историю Средней Азии как эпоха культурной революции, включавшей в себя несколько компонентов: замену исламской образовательной модели сетью современных светских школ; кампанию по борьбе с безграмотностью; революционные нововведения в орфографии, приведшие к латинизации алфавита тюркских народов СССР; критику обычаев и традиций в целом.

Два аспекта программы культурной революции представляют в нашем случае интерес. Во-первых, это радикальная социальная трансформация, повлекшая за собой изменения в форме собственности и статусе старой элиты (уже и так пострадавшей к тому времени из-за экономического кризиса, вызванного Гражданской войной) и возникновение новой элиты. Во-вторых, фронтальное наступление на религию во всех ее проявлениях. Кульминацией наступления на традиционный образ жизни стал худжум – кампания, направленная на удаление из повседневного быта женской паранджи. И хотя «материальная» сторона худжума была связана именно с паранджой (тысячи женщин расставались с ней публично, бросая вызов традиции), символическая сторона этой политики выражала отношение государства к местным обычаям и традициям, которые подлежали обновлению в более «рациональном» ключе. В краткосрочной перспективе тактика худжума , со всеми его эксцессами, была неудачной и даже контрпродуктивной: обычаи, которые должны были уйти в прошлое, стали неотъемлемым маркером местной идентичности, сформировавшейся в ответ на репрессивно-агрессивные устремления государства [706] . Однако в долгосрочной стратегической перспективе многие цели кампании были реально достигнуты: паранджа исчезла, позволив большому количеству женщин влиться в состав рабочего класса, трудившегося в печально известном хлопковом секторе экономики.