Читать «Бросая вызов» онлайн - страница 209

А. Богучаров (у меня был экземпляр его напечатанного очерка с подчеркиваниями и пометками Василия Михайловича, но что означают эти знаки, угадать мудрено) дает такую самооценку героя в тот момент: «Шла война. Война, в которой он сразу же, с первых шагов не смог стать таким, каким должен был стать вопреки всему».

Думал ли так Василий Михайлович, не противоречит ли это и складу его личности, и мотивам его «преступления»? Подобные вопросы уже навсегда останутся открытыми. Мне кажется этот внутренний самосуд Сенюкова правдоподобным. Он, как говорят режиссеры, «в логике характера». Логика такова. Сенюков принимает «максимально решительный» вариант. Мысленно совершает поступок, вводящий его в положение, когда терять нечего. Тут он обретает свободу от всего второстепенного, привходящего и предельно ясно видит главное. Теперь он внутренне тверд и совершает «максимально решительный» поступок.

Но затем наступает период томительной неизвестности. И тогда отброшенное ранее — второстепенное и привходящее, жизненно сложное и запутанное — берет свое, погружает его в тяжкие, запоздалые сомнения. Но дело уж сделано.

…Из тесной камеры Сенюков был вызволен стихийно. Это произошло вслед за мощным взрывом и сотрясением. Он стоял, прильнув к решетке. Торопливо звякая, растворилась дверь, и запыхавшийся инженер из главка, сопровождаемый следователем, выкрикнул, словно издалека: «Товарищ Сенюков, вас требуют!»

Земля подрагивала. Теперь он уж точно знал, что это не волнение дробно отдается в ногах. Ослепительное пламя столбом взмывало ввысь. То был газовый фонтан дьявольской силы. Они видели его всю дорогу из окон мчащейся автомашины. Видел его и военный трибунал. Дело рассматривать не стали. Оно, как и былое «дело» Сенюкова, приняло неожиданный оборот. 27 января 1946 года в центральной печати появились списки лауреатов Государственной премии. Среди них — за открытие Елшанского (Саратовского) месторождения газа в 1942–1944 гг. — Кузнецов Л. А., Енгуразов И. Л., Сенюков В. М.

Девятый вал

Циферов жил уже и не двойной, и не тройной, а бог знает, сколькими жизнями сразу.

Должность, нештатная работа — все эти запуски, испытания, переговоры, доклады и докладные записки, оформление документации на зарубежное патентование своих изобретений, дом, наконец, — мечта.

Идея глубинных рейдов, в отличие от более прозаических, была стабильной. Она не обещала скорых триумфов, зато и не брала обещаний назад. По мере того, как «верное дело» одно за другим спотыкалось обо что-то невидимое и оставалось недвижным, она укрепляла свою власть над изобретателем. Волна очередных обещаний-начинаний отвлекла его, но потом сам собой наступал спад активности, и до нового наката Циферов мог безотрывно думать о главном.

Он обнаружил, что с тяжелым усилием переключается на остальное. Ему было хорошо только в состоянии непреходящего напряженного думанья об одном.