Читать «Цепь грифона» онлайн - страница 207
Сергей Григорьевич Максимов
– Барин. Он и чудит как барин, – прокомментировал Сталин слова командующего и прикурил папиросу. – Это хорошо, что ты военное дело изучаешь. И ты береги себя. Ты сейчас единственный старый партиец, который в полководцы вышел. Хотя есть ещё Ворошилов.
– Что значит – береги? Мне пока ничего, кажется, не угрожает. И при чём здесь Ворошилов?
– А ты что думаешь, Ворошилов к Будённому членом военного совета просто так пошёл? Двумя армиями до этого командовал. И когда? В восемнадцатом и в девятнадцатом. Это сейчас командармы в авто и вагонах ездят. А тогда верхом на коне… в общем строю. Пешком иногда командармы ходили. Да ты сам знаешь.
– Коба, ты скажи прямо, куда ты клонишь.
– Почему клонишь? Зачем клонишь? Прямо говорю. Ты сегодня на Арбате книжки покупал… Ты во дворы там заходил?
– Не до дворов, знаешь ли…
– А я вот заходил.
– Ну и что интересного ты там увидел?
– Очень там интересно. Бывшие жильцы там теперь почти не живут.
– Куда же они делись?
– Пропали, – улыбаясь, повёл плечами Сталин, – совсем пропали. Новые жильцы бельё во дворах сушат. Помойки у подъездов устроили. Детишки чумазые бегают, орут. Совсем не дворянские и не купеческие детишки.
– Какие ещё детишки? – пытался проследить за логикой Сталина Фрунзе.
– Вот и я так подумал. Что за детишки такие по Арбату бегают?
– Ну и что за дети? Беспризорники?
– Какие ещё беспризорники! Ответственных работников детишки.
– Ну и что? Пусть себе бегают.
– Да и правда. Пусть бегают. Не это плохо. Плохо, что некоторые наши товарищи всю нашу революцию к решению квартирного вопроса свели. Своего личного квартирного вопроса. Я Феликсу говорил, что его чекисты не заговоры раскрывают, а буржуйские квартиры от жильцов освобождают. Обиделся.
– Знаешь что, Коба! Я тоже на Востоке вырос, – не скрывая раздражения, перебил Сталина Фрунзе, – ты прямо говори. Приводи своё моралите к законченной мысли. А то прямо тост на кавказской свадьбе…
Сталин некоторое время продолжал улыбаться. Но вдруг улыбка в секунду пропала с его лица.
– Ты про Сорокина что-нибудь слышал? – достав новую папиросу, прищурившись, спросил он Фрунзе.
– Ты о том, которого на Кавказе расстреляли?
– А что, какой другой ещё был?
– Не знаю.
– О том. Из казаков который. Есаул бывший, – уточнил Сталин.
– Ну и что? – действительно хотел понять Сталина Фрунзе.
– Да и, правда, плохой Сорокин был человек. Командующего Таманской армии Матвеева убил. Весь центральный исполнительный комитет Северо-Кавказской республики расстрелял. Рубина – председателя. Крайнего – секретаря крайкома, – загибая пальцы, перечислял Сталин, – уполномоченного по продовольствию – товарища Дунаевского. Даже чекиста, товарища Рожанского, не пощадил. Казаки они все антисемиты, знаешь ли.
– Вот ты о чём, – задумчиво произнёс Фрунзе.
– Командир конного корпуса Думенко ещё на прежнем Южном фронте был. Тоже из казаков. Расстреляли. Я целый месяц просил, чтобы его в распоряжении фронта оставили. Расстреляли. Думенко даже сам никого не убивал. Так, разговоры говорил. А с ним и весь его штаб к стенке поставили. «За систематическую юдофобскую и антисоветскую политику», – процитировал он слова приговора.