Читать «Апостол Сергей: Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле» онлайн - страница 45

Натан Яковлевич Эйдельман

Ну, разумеется, надо сделать скидку на эпоху, стиль, сентиментализм, когда не скупились на «ах!» и «сколь!», «листочки» и «приятности». И все же эти юноши были и впрямь чувствительны, воображение их, по теории Ивана Матвеевича, наполняло мир красками.

«Из всех писателей, которых я читал в жизни, — признается Матвей Муравьев, — больше всего благодарности я питаю, бесспорно, к Стерну . Я себя чувствовал более склонным к добру всякий раз, что оставлял его. Он меня сопровождал всюду. Он понял значение чувства, и это было в век, когда чувство поднимали на смех».

Это сочетание зрелости и детскости поражает при знакомстве с людьми, жившими полтора и более века назад.

Если есть эпохи детские и старческие, так это была — юная. Пушкин скажет: «Время славы и восторгов».

В счастливой строке, появившейся в одном из последних стихотворений Кюхельбекера, — целая глава русской истории…

Лицейские, ермоловцы, поэты…

Часто удивляются, откуда вдруг, «сразу» родилась великая русская литература? Почти у всех ее классиков, как заметил недавно писатель Сергей Залыгин, могла быть одна мать, родившая первенца — Пушкина в 1799-м, младшего — Льва Толстого в 1828-м (а между ними Тютчев — 1803, Гоголь — 1809, Белинский — 1811, Герцен и Гончаров — 1812, Лермонтов — 1814, Тургенев — 1818, Достоевский, Некрасов — 1821, Щедрин — 1826)…

Откуда это?

Не претендуя на полный ответ, с уважением относясь к выводам историков и литературоведов об особенностях той эпохи, породившей столько гениев, хочу только обратить внимание на одну из причин, которая кажется очень существенной.

Прежде чем появились великие писатели и одновременно с ними должен был появиться читатель.

Мальчики, «которые пустясь в пятнадцать лет на воле…» — они и были теми, кому нужны были настоящие книги. Они, «по детскости своей», еще не кашли ответов на важнейшие вопросы и задавали их; а по взрослости — думали сильно, вопросы задавали настоящие и книжки искали не для отдохновения и щекотания нервов.

Ну как тут не появиться Пушкину!

Равнодушное, усталое, все знающее или (что одно и то же) ничего не желающее знать общество — для литературы страшнее николаевских цензоров. Последние стремятся свалить исполинов, но при равнодушии гиганты вовсе не родятся на свет. Или нет — родятся… Но их могут и не увидеть или заметить сыто, небрежно. Однако довольно об этом. Война не кончилась…

Матвей: Лютцен, Бауцен, Пирн, Кульм (рана в ногу, два ордена), Лейпциг, Париж.

Сергей: Лютцен (Владимир IV степени с бантом), Бауцен (произведен в штабс-капитаны), Лейпциг (в капитаны) — затем состоит при генерале от кавалерии Раевском и участвует в битвах 1814 года: Провен, Арси-сюр-об, Фершампепуаз — Париж (св. Анна 2-го класса).

Братья-победители: гвардии прапорщик Матвей, двадцати лет; Сергей — 17-летний капитан (позже, когда перейдет в гвардию, то, по принятым правилам, будет переименован в гвардии поручика).

Война кончилась. Мысли торопятся к дому.

Ты Париж мой. Пярижок, Париж — славный городок!.. Как у нашего царя Есть получше города, Есть и Питер, и Москва, Еще лучше Кострома: Вся по плану строена, Диким камнем выстлана, Березками сажена, Желтым песком сыпана, Железами крытая…