Читать «352 победы в воздухе. Лучший ас Люфтваффе Эрих Хартманн» онлайн - страница 174

Т. Дж. Констебль

В субботу Уш легла спать, твердо зная, что завтра Эрих будет дома, хотя точное время его прибытия оставалось неясным и зависело от состояния дорог. Она уже простила ему поездку к Асси Гану. Она нетерпеливо ждала. Короткие периоды сна перемежались с лихорадочными взглядами на циферблат часов. Около 4 часов она задремала, но телефонный звонок расколол тишину. Уш слетела с кровати и схватила трубку.

– Уш?

– Эрих! Где ты?

– Мы во Франкфурте. Мы остановились выпить кофе. Дома мы будем через пару часов.

Эти часы показались Уш просто бесконечными. Она вставала и ложилась бесчисленное число раз. Стрелки часов двигались возмутительно медленно. Наконец она задремала и тут же услышала тихий стук. Когда она села, стук прекратился. На мгновение она решила, что ей померещилось. Затем стук раздался снова.

Уш подбежала к окну, распахнула его и высунулась наружу, пытаясь разглядеть, что происходит перед дверью, находящейся внизу. Там кто-то стоял, но кто именно, увидеть было трудно.

– Эрих? – спросила она мягко.

Человек сделал пару шагов, и она увидела его лучше. Волосы Эриха остались такими же светлыми, а глаза стали еще голубее. Лицо было изможденным, а жилистое тело стало невероятно худым. Он улыбнулся, и ее сердце подпрыгнуло. Ее Эрих вернулся домой.

Еще не привык к нормальной одежде

С невыразимой нежностью они смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Потом Уш нарушила молчание:

– Эрих, наша любовь осталась такой же, словно ты и не пропадал.

Голос Эриха прозвучал мгновением позже:

– Ты выглядишь хорошо, – сказал он. Он просто не находил слов.

Уш бросилась ко входной двери, и через мгновение они обнялись. Вера, надежда и любовь победили. Они прошли через самое тяжелое испытание. Для них обоих это был незабываемый миг. Радость переполняла их, лишив слов.

Ненадолго появились родители Уш. Они были потрясены тем, что ожидание их дочери оказалось ненапрасным. Со счастливыми слезами они увидели, что Эрих вернулся, чтобы возродиться к новой жизни. Эрих позвонил своей матери, а потом воспользовался неслыханной роскошью горячей ванны. После этого влюбленные остались одни. Волна невыразимой сладости физической любви, которой они были лишены на 10 лет, унесла их с собой, смыв все горькие воспоминания и разочарования. Если и был на Земле рай в то утро, несомненно, он находился в доме Эриха и Уш.

Первая телеграмма, отправленная из Герлесгаузена после освобождения

Их счастье длилось чуть больше двух часов. Потом к дому Петчей началось настоящее паломничество. Доброжелатели, друзья, официальные лица… Счастливые люди трясли руку Эриху, а их жены обнимали его. Детям друзей, которые стали уже почти взрослыми, представляли легендарного героя. Цветы, подарки, знаки уважения грудами лежали во всех комнатах. В тот день дом посетило 300 или даже 400 человек. Поэтому даже самым близким людям пришлось ограничиться пока парой слов. Эрих и Уш смогли остаться наедине только в 10 часов вечера.

В следующие несколько дней Эрих начал оправляться от усталости, вызванной долгим путешествием из России и эмоциональным возбуждением от воссоединения с любящими его людьми. После того как он поговорил с Альфредом, своей матерью, Уш, ее родителями, многими друзьями, которые приходили поздравить его в возвращением, он неожиданно ощутил, что последние 10 лет словно испарились. Сердечное тепло и домашний уют исцеляющим бальзамом пролились на истерзанную душу. Кошмарное десятилетие пропало.

– Теперь, когда я вернулся домой, – сказал он Уш, – мне кажется невероятным, что я отсутствовал целых 10 лет. Что случилось с этими годами?

– Я чувствую то же самое, Эрих. Словно ты отсутствовал всего пару недель.

Ужасное десятилетие кануло в ад, пропало в лабиринтах времени, однако оно оставило Эриху свои памятки. Пока Эрих находился в тюрьме, его брат Альфред стал дипломированным врачом. Он теперь работал в том же доме и в той же клинике на Бисмаркштрассе в Вейле, которую построил их отец после возвращения из Китая. Когда Альфред впервые увидел физическое состояние Эриха, он ужаснулся.

Крепкое мускулистое тело атлета, которое помнил Альфред, теперь весило не более сотни фунтов. Осунувшееся лицо Эриха было ярким свидетельством испытанных им мучений. Однако из разговора Альфред сразу понял, что разум и психика брата не пострадали. Рассказывает доктор Альфред Хартманн:

«Его физическое состояние сначала меня просто потрясло. То, что я увидел в Эрихе после его возвращения, как брат и как врач, много добавило к тому, что я знал о нем с детства. Главным было то, что его разум не пострадал. Я хорошо знал его крепкую конституцию и его превосходную способность восстанавливаться. Я понял, что он оправится быстро».

Самой главной задачей для Эриха и Уш на первых порах их совместной жизни стало восстановление физического здоровья Эриха. Он был просто не в состоянии заниматься какой-либо коммерческой деятельностью, поэтому они на время решили поменять обязанности мужа и жены. Уш продолжала работать на почте в Штутгарте, а Эрих взял на себя заботу о доме. Это решение помогло ему вернуться к нормальной жизни после 10 лет полной изоляции от нормального человеческого бытия.

Лучший в мире пилот-истребитель так описывает свое возвращение к нормальной жизни:

«Каждое утро я должен был встать и приготовить завтрак. После того как Уш отправлялась к 8.00 на работу, я мыл посуду, мыл пол, застилал кровати, стирал белье и прибирался по дому. Я все делал, как горничная! Потом я выходил на улицу и приводил в порядок сад, полол цветы, подстригал траву, подкрашивал и ремонтировал дом.

Я впервые узнал, сколько самых разных дел приходится делать нашим женам, когда мужчины отправляются на работу. Я должен был ходить по магазинам и готовить ужин. А вечером я сидел под дверью и дожидался возвращения Уш. Этот период подтвердил мне то, в чем я и без этого был твердо уверен, – без Уш я просто ничто».

Эти самые обыденные домашние дела были наполнены для Эриха магической притягательностью. Как ребенок перед Рождеством, он заглядывал в витрины магазинов. Непривычная новизна витрин несколько недель восхищала его. Блестящие цветастые упаковки новых товаров восхищали его. Вкус домашней еды казался ему лучше самых изысканных деликатесов. Он был лучше самых буйных фантазий в годы заключения.

Он много читал, пытаясь наверстать упущенное. Для Эриха даже старые журналы были полны ценной информации. Он спал и дремал, когда не занимался домашней работой, и прежняя сила постепенно возвращалась в его иссохшие мускулы. Новая кожа постепенно скрывала тюремные язвы. Возвращение к нормальным семейным отношениям после 10 лет в эмоциональной пустыне приносило ему неописуемое внутренне блаженство. Психические раны были более глубоки и болезненны, чем телесные язвы. Однако вскоре и они начали затягиваться под влиянием нормальной жизни, которая основывалась на взаимной любви.

Тюремная психология и модель поведения, вколоченные в него за 10 лет заключения, создали немало сложных моментов в первые недели пребывания дома. Он боялся разговаривать с людьми, когда шел в деревню за покупками или при любой случайной встрече. Люди в Германии мирного времени думали совсем иначе, чем в войну. А по сравнению с военнопленными они были более живыми и раскованными. И теперь немцы занимались совсем иными делами, чем 10 лет назад. Все это иногда заставляло Эриха думать, что он попал на другую планету.

Ощущение, будто за ним следят, сохранялось несколько недель. Более 10 лет он все делал под присмотром или русских охранников, или своих товарищей по заключению. Сохранился прочный психологический барьер, когда он пытался заниматься обычными, повседневными делами, так как оставалось ощущение чужого присутствия и запрета на любой нормальный поступок.

Однажды вечером он отправился вместе с Уш на прогулку в Штутгарт. Они проходили мимо танцевального зала. Музыка плыла в вечернем полумраке, улыбающиеся парочки спешили на танцы. Танцы были именно тем, что Эрих и Уш полюбили еще во время своих свиданий в танцклассе до войны. Уш сразу все вспомнила:

– Пойдем потанцуем, Эрих.

Он очень хотел этого, но что-то остановило его. Какое-то физическое препятствие. Эрих почувствовал какие-то невидимые путы, мешающие ему двигаться. Словно он стал неуклюжим и глупым. Он не мог заставить себя войти в зал, несмотря на колоссальное желание доставить радость Уш. Мужчины, которые попали в плен в сегодняшних войнах, могут вернуться домой с таким же грузом. Опыт Эриха Хартманна, вынесенный им из советских лагерей, заслуживает внимания. Его слова также подсказывают путь лечения тех, кому нужно помочь забыть тюремное заключение:

«Остается ощущение, словно кто-то стоит у тебя за спиной и следит, что тебе запрещено все нормальное и человеческое. С этим повторяющимся кошмаром может справиться не каждый бывший пленник. У меня это продолжалось два месяца. Я полагаю, что мне просто посчастливилось отбросить это прочь, так как это становится образом мыслей, который годы тюрьмы буквально вколачивают в твой мозг.

Другим пленным, которые были со мной в России, повезло меньше. Я знаю это, так как встречался с ними и разговаривал. Они и сегодня остались в когтях тюремной психологии и, как следствие, не сумели начать новую жизнь. Это конченые люди. Я хочу, чтобы общество обратило внимание на ужасные страдания этих психически сломленных личностей.

По ночам начинается настоящий ужас. Они мысленно уносятся обратно в страшный лагерь. Они никогда не станут свободными».

Эрих поправлялся стремительно. Семейное тепло, доброта и любовь творили чудеса. В ноябре 1955 года он вместе с Уш занялся организацией столь запоздавшего венчания. Им хотелось церковным обрядом закрепить гражданскую процедуру, состоявшуюся в сентябре 1944 года в Бад Висзее. Дядя Эриха, протестантский пастор в Бопфингене, совершил церемонию. Венчание стало трогательным зрелищем, которому придавала особое значение сила любви, выдержавшей 10 лет разлуки.

Эрих оттаивал душой и телом в атмосфере тепла и доброты в Вейле. Но его мысли постоянно возвращались к вопросу о будущем. В 34 года он задавал себе вопросы, которые обычный человек задает в 20. Он должен зарабатывать на жизнь себе и Уш, а это было серьезной проблемой. Он должен обеспечить семью, если они решат снова завести детей.

Если бы не вмешалась война, Эрих, скорее всего, стал бы доктором, как и его отец. Он особенно остро пожалел о смерти отца, когда размышлял над будущим. Ему очень требовался сейчас добрый совет. Эрих все еще хотел бы стать врачом, однако он был реалистом. В 33 года начинать занятия медициной с нуля будет исключительно сложно, даже при самых благоприятных обстоятельствах. А в его конкретном случае это становилось почти невозможно. Он был на 10 лет отрезан от человеческой цивилизации. Даже его устарелые школьные познания в химии и физике почти улетучились из памяти. Мечтать стать доктором было несерьезно.

Точно та же пропасть – 10 тюремных лет – раскрывалась перед ним, если он начинал размышлять о других профессиях. 33 года – слишком много для старта в любой работе. Почти треть жизни Эрих провел в тюрьме. Его нехватка делового опыта не только помешает ему работать с другими, но и ставит крест на любом собственном предприятии. Ему нужно время, чтобы освоиться с образом мышления коммерсанта, вникнуть в суть дела, освоить методы. А тем временем нужда сделает жизнь достаточно неприятной.

Этот критический для Эриха период совпал с началом возрождения германских ВВС. Основы его заложило несколько лет назад правительство Аденауэра. Бывшие асы JG-52 Макки Штайнхоф и Дитер Храбак составили надлежащие планы. Новые ВВС предполагалось создавать вокруг лучших германских пилотов и командиров периода Второй мировой войны. Уже через три недели после возвращения Эрих ощутил, что надвигаются новые события. Зазвонил телефон. Уш сняла трубку, выслушала и протянула ее Эриху.

– Вальтер Крупински, – сказала она.

– Привет, Буби, – загрохотал несокрушимый Граф Пунски. – Герд Бакгорн и я отправляемся в Англию переучиваться летать на реактивных истребителях. Может, ты отправишься с нами? Черт побери, Буби, как ТЫ?

Эрих прикрыл ладонью микрофон и посмотрел на Уш с выражением неверия на лице.

– Великий Боже, Уш. Он хочет, чтобы я вместе с ним отправился на курсы переподготовки летчиков в Англию. Он, должно быть, спятил.

Крупински продолжал кричать в телефон:

– Буби, какого дьявола ты пропал?!

– Круппи, черт тебя побери, я провел в тюрьме почти 11 лет, и дома я нахожусь меньше трех недель. Я не могу ехать в Англию или еще куда, пока не поправлюсь.

– Все это чепуха, Буби. Только поднимись в воздух. Ты сразу почувствуешь себя лучше, когда снова начнешь летать. Как в старые времена.