Читать «Княжна Тараканова: Жизнь за императрицу» онлайн - страница 182
Марина Валерьевна Кравцова
Через несколько часов Стефанида, принесшая обед, нашла новопостриженную монахиню углубленной в молитвослов. Досифея хмурилась, переносицу прорезала складочка напряжения. Глянув на блюда, которые келейница молча выставляла на стол, инокиня удивленно покачала головой.
– У вас и на общей трапезе то же самое подают?
Яства были хоть и постные, но изысканные – явно не для строгого монашеского стола. В ответ на ее вопрос Стефанида покачала головой:
– Нет, матушка, для вас мать настоятельница повелела отдельно готовить.
– Тогда передай, Стефанида, голубушка, матери настоятельнице, что ежели возможно, то я хочу питаться так же, как и остальные сестры.
– Я передам, – Стефанида робко улыбнулась. – А пока уж, матушка, покушайте.
На следующее утро в тревожный сон Досифеи влился хрустальной чистотой колокольный звон. Инокиня проснулась, позвала Стефаниду, жившую теперь в маленькой келье, смежной с ее комнатами.
– Что это, сестра? Служба началась? А почему мы в церковь не идем, сегодня же воскресенье?
– Матушка, вам нельзя, – тихо отозвалась келейница.
– Мне? Монахине? Монахине нельзя посещать церковные службы? А, понимаю, – Досифея грустно усмехнулась. – Нельзя, чтобы меня видели… А, Стефанида?
– Я матушке игуменье скажу…
Игуменья сама появилась после службы в келье Досифеи.
– Мать, не кручинься, как же тебя – да святой Божественной литургии лишить. Сейчас в надвратной церкви свечи зажгут, лампады затеплят, приготовят все к обедне, и пойдешь, с Богом, помолишься…
– Меня ради одной литургию служить? – изумилась Досифея.
– А то как же? – игуменья пригнулась к самому ее уху. – Ты, чай, монахиня-то непростая…
Прошли дни, недели, и Досифея почувствовала, что совершенно изнывает, что сердце ее рвется, душа томится, что она не понимает новой своей жизни, не хочет ее. Вдруг стала сильно скучать по музыке, к которой так привыкла. «А ведь светлейший князь предлагал мне свою помощь! Почему отказалась?» Светлейший князь припоминался ей всегда некстати, и всегда воспоминания о нем обостряли до предела ее и без того болезненное состояние. В эти минуты Досифея чувствовала, что задыхается от рыданий, которые ни за что не хотела пускать наружу. «Господи, для чего же все это?!»
Однажды игуменья передала ей крупную сумму денег, на которые Досифея уставилась, словно на ядовитых насекомых, со страхом и отвращением.
– Что это, матушка? Зачем же?
– Тебе, мать Досифея, а от кого, знать не надобно.
– Да что же мне делать-то с ними, матушка игуменья? – растерялась Досифея.
– Так, может, нужно чего-то, Стефаниду пошлем…
– Нет-нет! – инокиня Досифея решительно отстранила от себя странный подарок. – Возьмите… на монастырь, нищим раздайте. Мне не нужно.
– Но, мать… – игуменья развела руками.
– Я – монахиня, я обет нестяжания дала, – тихо сказала Августа-Досифея. – Возьмите, матушка. Я так хочу.
Но подобный случай повторялся еще не раз и неизменно заканчивался одним и тем же: Досифея жертвовала деньги на храмы и на нищих. А у самой в висках колотилось: «Государыня? Или… его светлость?»
Утешением были лишь церковные службы. Тогда Досифея жила совсем в другом мире… Стефанида провожала ее по крытым переходам в надвратный храм, где для нее одной священник служил Божественную литургию. Стоя в полумраке пустого храма, неотрывно глядя на алтарь, инокиня как-то по-особому воспринимала весь ход богослужения. Душа наполнялась словами молитв и песнопений, свободно разливающихся в пространстве храма, и тогда Досифея обретала и хотя бы на несколько часов удерживала непередаваемое состояние: все, что здесь –
