Читать «Звезды и немного нервно» онлайн - страница 172

Встав по малой нужде, я обнаружил его стоящим на коленях между палатками, около погасшего костра, с головой, склоненной к земле.

— Что ты делаешь?

— Шитики расползлись.

Шитики, как известно рыболовам и стало в ту ночь известно мне, это маленькие червячки, даже не червячки, а личинки, используемые в качестве наживки. Не знаю, накопал ли их Игорь на месте или привез из Москвы, но так или иначе они расползлись из банки, в которой содержались, и теперь подлежали отлову. Прежде чем откланяться, я спросил, как ему вообще тут нравится, и получил сокрушенный ответ:

— Султан Жолковский!.. Понавез бабья!..

Надо сказать, что процент женщин в нашем лагере действительно превышал процент мужчин, но такова была общая демографическая реальность, многоженством же вроде не пахло, и, залезая в палатку, я, помнится, подумал, нет ли у него каких личных претензий к прекрасному полу, однако тут же отбросил эту мысль.

Но через некоторое время, уже в Москве, я был возвращен к ней брошенным вскользь замечанием моего соавтора (тоже Игоря и, кстати, вечного кандидата наук, хотя по-гамбургски бесспорного академика):

— Игорь недосчитывается Веры.

— Как это «недосчитывается»?

— В смысле бюджета времени. Она иногда необъяснимо пропадает на несколько часов.

— А-а, — старательно проинтонировал я свое понимание универсальности подобных хронотопических лакун, хотя про себя скорее ожидал бы их от Игоря. Но, видимо, универсальность на то и универсальность, чтобы не потакать нашим субъективным предпочтениям.

Потом прошла вечность, я эмигрировал, а с перестройкой стал опять наезжать в Россию, и в 1989 году, в составе группы иностранных участников международного ахматовского симпозиума, попал в тот самый подмосковный научный центр, где когда-то бывал у Игоря и Веры. Эта выездная сессия, вполне в духе постсоветского ренессанса, явилась плодом усилий одной из организаторш юбилейного симпозиума, муж которой (кажется, уже бывший) был научным сотрудником центра. Произошло братание зарубежных исследователей Ахматовой с ее дотоле полуподпольными отечественными поклонниками из числа научно-технической интеллигенции.

Между делом я спросил об Игоре, и мне с почтительным придыханием ответили, что академик такой-то является ведущим исследователем центра. Отсвет его величия немедленно упал и на меня, и я почувствовал, что убедительность моего выступления о пушкинских подтекстах Ахматовой резко возросла. Я позвонил Игорю, и он вскоре пришел, немного погрузневший, но в общем такой же. Он рассказал, что, став, наконец, выездным, недавно побывал в Париже и повидал живущую там с диссидентских времен Иру, но стыковки как-то не произошло.

Вот, собственно, и все. Собравшись записать это, я вышел в Интернет и узнал, что действительным членом РАН Игорь стал в 1994 году (так что в 1989-м «академика» мне, можно сказать, музыкой навеяло), а в следующем году, в возрасте 66 лет, умер. Я узнал также — из Интернета и переписки с общими знакомыми — что во все время нашего общения у него была вторая семья, что в их коттедже одно время устраивались невыносимые для него ночные бдения с пением бардовских песен, что после мучительного развода его первая жена, что называется, пошла по рукам, что вместе с сыном от второй жены он был однажды ранен взрывом снаряда, оставленного шутниками в еще тлевшем костре, и много-много другого, далеко выходящего за рамки нескольких запомнившихся мне фраз.