Читать «История российского сыска» онлайн - страница 5

Этим указом Пётр, подчёркивая сугубую важность дел о государственных преступлениях требованием передавать все дела подобного рода в руки старого испытанного слуги Фёдора Ромодановского, положил начало стремлению изъять эти дела из порядка общей подсудности и создать для производства их какую-то исключительную обстановку, окружив их строгой тайной.

Стремление Петра, выраженное в указе 1702 года, было зерном, из которого шестнадцать лет спустя выросло новое государственное учреждение в России – Тайная канцелярия. Учреждение, одно название которого заставляло содрогаться современников и оставляло неприглядную память в потомках.

После указа прошло пятнадцать лет. Возникло дело несчастного царевича Алексея Петровича 31 января 1718 года царевич воротился из-за границы в Россию, и на другой же день было начато следствие по обвинению его в измене и умысле против царя-отца. По воле Петра следствие бь1ло поручено, главным образом, Петру Андреевичу Толстому, потратившему немало усилий, хитрости и изворотливости, чтобы выманить царевича из-за границы и убедить его вернуться в Россию, и ведшему в Москве розыски по этому делу Андрею Ивановичу Ушакову. В помощь им были назначены капитан-поручик Григорий Григорьевич Скорняков-Писарев, которому указом поручено было произвести обыск и арест в Суздале бывшей царицы Евдокии и её предполагаемых единомышленников, и Иван Иванович Бутурлин.

День открытия действий этой следственной комиссии был днём фактического возникновения и началом расцвета политического сыска в России.

С этого момента широкой, всё более и более разливавшейся волной покатился по Руси возглас

– Слово и дело!

Возглас, неимоверно быстро приобретший себе право гражданства на Руси, вошедший в её обиход и ставший одной из особенностей русской жизни XVIII столетия.

Благодушные, патриархальные россияне скоро постигли всё грозное значение этого возгласа, и не было на Руси человека, начиная с самого захудалого бродяги и кончая обитателями боярских и даже царских палат, который не трепетал бы, заслыша эти слова.

Никто не был застрахован от действия этих слов. Какое бы ни занимал человек положение, каково бы ни было его прошлое, в смысле полнейшей безупречности, достаточно было кому угодно, хотя бы самому последнему колоднику, осуждённому за гнусные преступления, крикнуть «Слово и дело!», чтобы ни в чём не повинного, подчас уважаемого всеми человека, схватили, подвергли жесточайшим пыткам и в виде особой милости – «генерального прощения» – сослали в Сибирь, а то и вовсе насмерть забили и уморили. Ни возраст, ни пол – ничто не могло избавить от мучений человека, за которым было сказано «государево слово и дело».