Читать «Серое Преосвященство: этюд о религии и политике» онлайн - страница 156

О непосредственных результатах международной политики Ришелье в плане человеческих несчастий я уже говорил. Какова, статистически, сумма этих несчастий? В Германии распространена была тенденция преувеличивать эти цифры. В конце XVII и в XVIII веке сложился миф о Тридцатилетней войне — миф более драматичный и страшный, чем реальность, и потому сильнее действовавший на воображение тех, кто в него уверовал. Последние исследования показали, что прежнюю мифическую статистику надо существенно уменьшить. Но даже после всех необходимых сокращений цифры вполне ужасны. В 1618 году население Германии составляло около двадцати одного миллиона. К 1648-му оно сократилось примерно до тринадцати миллионов. В тот исторический период, когда кривая общего народонаселения Европы шла вверх, земли к востоку от Рейна потеряли больше трети жителей из-за резни, голода, холода и болезней. Более, чем какая-либо другая война в новой истории Европы, Тридцатилетняя была народной войной — в том смысле, что мирные жители были захвачены ею так же, как и профессиональные солдаты.

Материальный ущерб по сравнению с людскими потерями был относительно невелик. В XVII веке массовое производство взрывчатых веществ отсутствовало, и сами они были относительно неэффективны. А без большого количества взрывчатки разрушить прочные каменные сооружения трудно. Страдало в результате то, что легко загоралось, — жилые дома и, в первую очередь, хлипкие лачуги бедняков. Город и деревня страдали почти одинаково. Бюргеры лишались денег и занятий. У крестьян отнимали продукты, они лишались домов, орудий, семян и скота. Потеря овец, коров и свиней была особенно болезненна. Как показал опыт революционной России, чтобы восполнить убыль стада, требуется долгое время. Прошло два или три поколения, прежде чем естественный прирост скомпенсировал опустошения, причиненные Валленштейном и Мансфельдом, Тилли и Густавом, испанцами и французами.

На структуре германского общества Тридцатилетняя война сказалась отрицательно, и это имело далеко идущие последствия. Опять-таки, миф, способствовавший формированию современного германского сознания, во многих пунктах расходится с реальностью. В Германии было принято приписывать все беды страны Тридцатилетней войне. Но истина заключается в том, что и до начала войны Германия была в плохой форме. Экономическое благополучие Германии зиждилось на коммерции и было связано с экономикой Венеции. В XVI веке торговые пути изменили направление. Средиземное море потеряло свое коммерческое значение, и экономический фундамент, на котором была построена городская жизнь Германии, стал крошиться. После Крестьянской войны пришло в упадок и сельское хозяйство: угнетенное большинство испытывало неутолимую ненависть к победителям-хозяевам. Сельское хозяйство не процветает, когда работники и землевладельцы находятся в состоянии латентной гражданской войны. Деградации способствовал религиозный и политический раскол. Наличие двухсот суверенных государств, как правило окруженных таможенными барьерами, с собственными валютами, в большей или меньшей степени обесценивавшимися, создавало такие внутренние трения, что обмен товарами и услугами между частями страны был крайне затруднен. В то же время Реформация разделила народ сначала на два, а затем, с приходом кальвинизма, и на три враждебных лагеря. В конце XVI и начале XVII века эта унылая Германия не родила ни одной выдающейся фигуры. Застой царил в интеллектуальной жизни. Моральные и бытовые нормы опустились до скотского уровня. Путешественников поражало в Германии только одно — отвратительное обжорство и пьянство ее обитателей. Немцы, по крайней мере состоятельные, ели и пили больше любого другого народа в Европе и чрезвычайно этим гордились. На данном историческом этапе гордиться им было больше нечем.