Читать «Запятнанная биография (сборник)» онлайн - страница 41
Ольга Трифонова
Зачем? И чья вина? Зачем была та ночь и утро, когда расчесывала каштановые волосы в ванной, и он подошел сзади, и они долго смотрели друг на друга, но не прямо, не глаза в глаза, а в стекле зеркала. Только затем, чтоб родилась девочка? И раз в год приводить ее, не знающую, а если жестоко, то знающую, к нему, на эту глухую тропу…
Я тоже могла бы так. Могла бы, да не смогла. Чувство вины, но не перед тем, что еще и человеком не было, а перед другим — словно в ловушку его заманить захотела. Виноватой себя посчитала, что неопытностью своей жизнь омрачу, лишу радостей привычных, пускай и ненадолго, а лишу.
Как обрадовалась, когда, краснея, спросила у многоопытной Риты, и та, смеясь, ответила:
— Большое дело! Я на пятый день вхожу в строй.
Лето закончилось сегодня. Я поняла это по цвету неба, когда вышла из автобуса и пошла к морю. Домой не хотелось. Из привокзальной почты в Риге звонила в Москву. Мама разговаривала весело о пустяках, похвалилась, что Ленька летнюю стипендию отдал ей целиком: «Это тебе, бабушка». Рассказывала, какой он хороший мальчик и как трудно ему, домашнему ребенку, жить в палатке; «эта их полевая практика — какой-то кошмар, он ужасно кашляет», а потом вдруг заплакала: «Анечка, возвращайся, я все время думаю о тебе, возвращайся, детка моя, я же ни в чем перед тобой не виновата».
Успокаивала ее, говорила бессмысленно-ласковое, заверяла, что живу прекрасно. Она:
— Тебе деньги нужны?
— Да что ты, мне вполне хватает.
— Сколько ты получаешь?
— Сто, — солгала не задумываясь, получала семьдесят.
— Я тебе пришлю из Лениных, двадцать пять.
— Не надо. Вилма меня кормит.
— Какие они? — спросила первый раз с усилием.
— Хорошие, добрые. Приедешь, увидишь. У меня целый дом и цветной телевизор.
— Какие они?
— Не знаю. — Все-таки не выдержала до конца, сорвалась и испугалась: — Они сдержанные очень, но ко мне относятся хорошо, парное молоко для меня берут у соседки.
— Звонил Олег, спрашивал адрес.
— Не надо.
— Он хочет приехать. Нет, он сказал — заехать. Решил по Прибалтике прокатиться.
— Не надо. Я не хочу.
Почему-то он мне часто снится. Наверное, оттого, что по ночам просыпается совесть и мучает меня, ведь не случайно пробудилась со странной фразой в голове и сказала ее вслух:
— Нелюбимый, преданный мною, зачем ты мне снишься?
На море пронзительно-ясно и ветер холодный, осенний.
Да, лето кончилось, хотя еще только конец июля. И не было лета, одни дожди и туманы по ночам. Как тоскливо будет здесь зимой. Да, тоскливо, и нужно быть готовой к этому. Как будто сейчас весело. Черный остов лодки, заплывшей песком. Мое первое прибежище. Здесь год назад проводила часы, укрываясь от ветра. Тот июнь был странным. Слепило солнце, деревня казалась вымершей, я одна бродила вдоль моря, посинев от ледяного ветра, а сирень цвела вдоль кладбищенской ограды, в палисадниках, у заброшенных лесных дорог. Удивительная сирень, тугие гроздья цветов, и в любой момент можно было отыскать счастливый цветок с пятью лепестками. Полагается съесть такой цветок, и я просто объедалась счастьем, его кисловатый вкус и сейчас помнят нёбо, губы. Вот здесь, у ограды кладбища, возвращаясь в светлые сумерки с моря, нашла светляка. Притащила в дом, положила в хрустальную розетку для варенья, что хранилась за стеклом полированной горки среди прочих ценностей Вилмы. Там же стоял меховой кот с огромными стеклянными глазами и качающейся на пружине головой, аист с кулечком — новорожденным, свисающим, будто повешенный в смертном саване, на ниточке из клюва, и масса прочей дребедени — ежей из шишек, керамических грибов, деревянных пивных кружек.